Читать книгу "Сталинградская мясорубка. "Погибаю, но не сдаюсь!" - Владимир Першанин"

Шли, поднимаясь еще до рассвета и захватывая кусок вечера. Дни в декабре короткие. Четыреста километров до слободы Николаевская прошагали практически без отдыха. Несколько раз видели немецкие самолеты, но им было не до нас, в Сталинграде добивали 6-ю армию Паулюса. В конце февраля, когда уже закончилась Сталинградская битва, я вместе с группой бойцов был переведен в 240-й отдельный моторизованный инженерный батальон под командованием майора Киневского.

Под Ростовом шли сильные бои, нам дали приказ навести переправу через Дон. Здесь я понял, что такое построить переправу под огнем противника. Я был во второй роте, которой командовал капитан Сытник, опытный инженер и сапер лет пятидесяти. Тогда же я получил звание «младший сержант» и был назначен командиром отделения.

Работу по наведению переправы начали 1 марта 1943 года. В одном из заливов Дона немцы, отступая, оставили тяжелые понтоны и другое оборудование. День выдался по-весеннему теплым и безоблачным. Только радости от этого было мало. Сверху обрушились пикирующие бомбардировщики «Юнкерсы-87» и «Мессершмитты». Авиабомбы они сбросили на другие объекты, зато огонь пушек и пулеметов достался нам.

Самолеты пикировали едва ли не до земли, не обращая внимания на редкие зенитные батареи. Мы укрывались под понтонами, но пули и снаряды насквозь прошивали тонкий металл. Стоял сплошной треск от взрывов 20-миллиметровых снарядов и пулеметных очередей.

У нас появились погибшие и раненые. Нас лежало под понтоном несколько человек. Пулеметная очередь прошла через днище. Страшная лотерея! Сапер, лежавший справа, дернулся, пробитый несколькими пулями. Мне и соседу слева повезло. Другой понтон получил несколько пробоин от 20-миллиметровых снарядов. Из-под него выполз боец, волоча перебитую, почти напрочь оторванную ниже колена ногу. Санитар, попытавшийся оказать помощь, тоже получил ранение.

Никто не отменял приказ насчет наведения переправы. Работали, растаскивая понтоны, выбирая наименее поврежденные под огнем следующей группы немецких бомбардировщиков. На этот раз наряду с зенитками пришли на помощь наши истребители. Они не давали сбрасывать бомбы прицельно и пикировать до земли, как в первый раз.

Но часть моста, которую мы успели навести, была повреждена. Приходилось менять набравшие воды понтоны, ремонтировать настил. Ночью, когда окончательно стемнело, работы прекратили, так как трудно было увидеть пробоины в понтонах. Ужин, короткий отдых. Специальная команда хоронила погибших. Сколько их было? Не помню. Но первый весенний день оказался для многих саперов последним днем жизни.

Переправа через Дон считалась настолько важной (других мостов не было), что на третий день комбат приказал не прекращать работу даже под налетами немецкой авиации. Нас снова поддерживали истребители, но их было недостаточно. По-прежнему гибли люди, тонули или получали пробоины понтоны.

Ночью каким-то чутьем выбирали из груды искореженного металла уцелевшие понтоны, мостки, и все же к утру мост был построен. Через считаные минуты через него хлынул поток людей, техники: танки, орудийные батареи.

В апреле, уже набравшись опыта, мы построили несколько мостов на сваях через Северский Донец. Конечно, речка была меньше, чем Дон, но строили, как и в Ростове, под огнем. Без жертв не обходился ни один мост. Про ледяную воду, из которой не вылезали часами, я уже не говорю. Привыкнуть к ней невозможно, но деваться некуда. Ходили мокрые, успевая кое-как подсушить одежду во время короткого отдыха.

В июне сорок третьего года проводили первое большое разминирование. Частично у нас имелись карты-формуляры минных полей. Но бои, наступления и отходы в Ростовской области происходили так часто, что мин понатыкали и немцы, и наши огромное количество.

Вспоминаю, как, рассыпавшись широким фронтом, шли через равнину, заросшую бурьяном. У нас были миноискатели, в которых то и дело слышались звуки «пи-пи-пи». Очередная мина. А сколько их осталось обезвреженными и сложенными в кучки с вывернутыми взрывателями! У нас были опытные командиры, да и среди саперов (в отличие от пехоты) имелось немало пожилых специалистов, бывших рабочих заводов, привыкших иметь дело с металлом.

Знаешь, как обезвреживали противотанковые мины? Это пять килограммов тола в плоской жестяной «тарелке». Такая штука рвет гусеницы танков и проламывает днище. А что останется от тебя, если поспешишь? Воронка да окровавленные клочья.

Если корпус проржавел, то приходилось взрывать «тарелки» на месте, но чаще, осторожно ощупав металл, начинаешь откручивать крышку, под которой расположен взрыватель, похожий на толстый медный карандаш. Это самый ответственный и опасный момент. Взрыватель извлечен, но предстоит обкопать мину со всех сторон. Нет гарантии, что под ней не установлена вторая мина. Небольшая противопехотка, которую можно принять за ком земли.

Смахнув пот, убеждаешься, что второй мины нет. Тогда уверенно поднимаешь обезвреженную «тарелку» и относишь к кучке других мин. Но не все проходит благополучно.

От сильного взрыва вздрогнула земля под ногами, черное облако поднялось к небу. Осторожно подошли к воронке глубиной около метра. Кто-то сказал, что здесь находился сапер Зубков. Другие видели момент взрыва и как разлеталось на части тело нашего товарища. Удалось собрать руки, ноги, голову, разбросанные далеко в стороны. От туловища почти ничего не осталось.

Сложили в плащ-палатку останки, смешанные с землей, и похоронили на небольшом холме. Дали троекратный залп из автоматов, постояли со снятыми пилотками. Затем Сытник отвел всех в сторону, мы сели на траву, и он подробно перечислил причины, от чего мог произойти взрыв. Слушали внимательно и молча.

— Ну, ребята, если вопросов нет, продолжим разминирование, — поднимаясь, сказал командир роты.

И мы снова двинулись через поле. Разминированием занимались несколько дней подряд.

На войне случалось всякое. В июльский день в степи, возле Саур-могилы (место, где был похоронен один из татарских вождей), рота понесла большие потери от налета собственной авиации. Двенадцать штурмовиков Ил-2 в сопровождении истребителей обрушились на нас. После двух налетов в траншеях и прямо на поле лежали убитые, расползались в разные стороны раненые.

Я глядел на самолеты, которые не реагировали на наши сигналы, хотя мы размахивали руками, пилотками, и с тоской думал, что третий налет станет для меня последним. Кроме авиабомб и ракет, каждый штурмовик был вооружен двумя 23-миллиметровыми пушками и тремя пулеметами (один из них крупнокалиберный). 60 стволов на роту, не считая пушек и пулеметов истребителей. Ведь от нас ничего не останется!

К счастью, летчики, хоть и с запозданием, разглядели, что внизу свои, и переместились западнее, в сторону немецких позиций. Как мы ненавидели в тот момент безответственного командира эскадрильи, бездумно расстреливавшего своих же солдат! Куда он рвался? За орденами, званиями? Единственным объяснением этой роковой ошибки (но не оправданием!) могло служить то, что линия фронта тогда перемещалась, а немцы находились в нескольких сотнях метров от нас.