Читать книгу "Мэбэт - Александр Григоренко"

По обычаю дети нарекались мужем и женой, и отец малолетнего супруга выплачивал калым в рассрочку до тех пор, пока невеста не достигнет четырнадцати лет, возраста, когда можно рожать…

Мэбэт уже не помнил, сколько он просил калыма — может сорок оленей, а может меньше. Но трех лет его дочь умерла, потом не стало другой дочери, и сговор расстроился. То была скверная история, и любимец божий старался не вспоминать о ней, а к старости совсем забыл.

Но светлоглазого Сэвсэра, к великому удивлению всех, он берег как сокровище. Казалось, страх того, что внук может разделить легкую участь других младенцев, стала первым страхом, поселившимся в его сердце. На больших перекочевках Мэбэт прилаживал к женским нартам жилище, как это делают селькупы — деревянный короб, обтянутый ровдугой и утепленный шкурами изнутри — и не велел Хадне выносить младенца из жилища без надобности, особенно в пору великого холода… И невестку свою берег, не допуская ее до тяжелой женской работы, которая почти целиком доставалась Ядне — та не роптала, удивленная и радостная.

Хадко сделал колыбель сыну — короб из плотной, вываренной бересты, выложил ее шкурами и наполнил белым пухом. Из ревности любимец божий сделал другую колыбель из выдержанной лиственницы, принес ее в чум и сказал женщинам:

— Эта крепче будет, пригодится при перекочевках.

Однажды Мэбэт увидел: Сэвсэр, оставленный в чуме один, раскачав опрокинул колыбель, выбрался из нее, на четвереньках подполз к деревянной колоде с водой, взял висевший на ней ковшик, напился, повесил ковшик на место и пополз обратно. Однако, поднять свою кровать он не мог и оттого закричал — громко и властно. Тогда исполнилось Сэвсэру немногим больше четырех месяцев, он не умел ходить, а из речи ему были доступны лишь начатки слов, понятные только матери, да и, пожалуй, и самому Мэбэту.

В полгода Светлоглазый еще раз удивил семейство:

— Гляди-ка, парень, — сказал Мэбэт, доставая из мешочка свое изделие: небольшую деревянную дощечку с длиной петлей из цельного сухожилия. Одной рукой Мэбэт держал дощечку, другой натягивал петлю — дощечка издавала тонкий, похожий на сквозняк, вой. То была гуделка или вылка — давняя детская забава людей тайги и тундры. Дощечка пела в руках любимца божьего, и внук, поначалу ничего не понимавший, таращил светлые глаза, потом схватил подарок и залился смехом. Это был смех Мэбэта.

К двум годам, когда пальцы Сэвсэра окрепли достаточно для того, чтобы крепко держать и не отдавать то, что ему нравилось, Мэбэт сделал ему лук — самый настоящий лук, из березы и лиственницы, склеенный рыбьим клеем и с тетивой из сухожилия сохатого. Любимец божий сам изладил несколько маленьких настоящих стрел с белым оперением и наконечниками из кости. Он взял руку внука и так же как когда-то вправлял в нее лоскут сырого мяса, положил основание оружия.

— Всеми пальцами обойми его, парень, всеми пальцами — и держи крепко, — так говорил он: пальцы правой руки внука теребили перо на конце стрелы. — Нет, не так, бери пальцами за основание стрелы, где перышко… Теперь подними лук и держи его прямо перед собой, а тетиву натягивай насколько хватит сил. До правой щеки, а еще лучше до уха… Тяни… Теперь отпускай!

Стрела шлепнулась в полушаге от Сэвсэра — его первый выстрел походил на вялый плевок. Но это был выстрел и сердце Мэбэта возликовало.

Домашние не узнавали главу семейства охотно покорились его новой страсти. Сэвсэр стал сокровищем семьи. За два года, прошедшие от рождения внука до его первого выстрела, Хадне родила еще одного ребенка — девочку. Она прожила чуть больше недели: ее появление на свет и исчезновение из мира, прошли незаметно и почти бесслезно.

Мэбэт и Хадко охотились, добыча шла богатая, петли приносили соболей и песцов, запасы не предвещали нужды.

Однажды любимец божий вернулся с охоты, вошел в чум и увидел только двоих — Ядне и внука. Он спросил, где Хадко и Хадне.

— Уехали еще утром, — ответила жена, — обещали к закату вернуться.

— Зачем уехали?

— Не сказали мне, быстро собрались и уехали…

Недоброе предчувствие зашевелилось в душе Мэбэта, но виду он не подал и вскоре, определив добычу в лобаз, предался любимому делу — учить Сэвсэра стрельбе из лука.

За этим занятием он провел остаток дня и на закате услышал собачий лай и скрип полозьев. Вернулись сын и невестка. Мэбэт вышел из чума. Хадко и Хадне развязывали ременные узлы на нартах, груженных шкурами и мешками — то были не их становища вещи.

Не дожидаясь вопроса отца, Хадко сказал:

— Родители Хадне совсем старые — они просят не помнить прежних обид и хотят, чтобы наши семейства жили в мире и согласии, как и положено родственникам. В знак примирения они прислали тебе и всем нам подарки. Добрые подарки, новые малицы — тебе и матери, — камус, белую кость и еще много других хороших вещей. И нам надлежит ответить тем же, послать дары, от которых не будет стыдно…

Гнев малым предгрозовым облачком разрастался в душе Мэбэта: он все понял — его сын сделал именно то, чего не следовало делать. Хадко говорил спокойно и смело, как будто случилось нечто приятное. Хадне молча стояла рядом. Мэбэт не сомневался — это она всему причина. Эта маленькая женщина никогда не забывает своих желаний, и те волосы, снятые с головы ее родича, ничуть не переменили задуманного, лишь отстрочили его исполнение. И эта спокойная речь его сына, будто забывшего слова отца: «Послушай меня и опасайся сделать не так, как я сказал»…

Они вдвоем чувствуют себя другой, отдельной силой и уже не боятся Мэбэта.

— Надо подумать, что мы сможем подарить им в ответ, — сказал Хадко.

Гнев Мэбэта подходил к своему пределу. Он хотел напомнить о том, что подарок для Вайнотов уже есть — скальп их разведчика. Разве Хадко забыл о нем? Разве он забыл, что станет бродягой, живущим не своим очагом?

Но произнести эти слова Мэбэт не успел — он почувствовал легкий укол в левую икру. Обернувшись — увидел: за откинутым пологом чума с луком в руках стоял его внук и заливался смехом. Стрела с легким костяным наконечником пролетела несколько шагов и попала в ногу любимца божьего.

И вся громада гнева — рухнула и исчезла. Осталась пустота. Мэбэт ничего не сказал сыну.

Гибель Хадко

Хадко шел двадцатый год.

На двадцать первом году Хадко погиб.

То ли от зависть к славе отца, то ли память о бегстве от разбуженного зверя заставили сына любимца божьего ещё раз попытать счастье — в одиночку добыть медведя, принести его на медвежий праздник, и стать героем среди людей.

Он нашел берлогу, поднял зверя, но то единственное движение, от которого зависело все, оказалось неверным. Хадко не выдержал нужного расстояния, и поэтому пальма не поразила медведя, она только слегка продырявила его шкуру. Медведь встал на задние лапы, обнял Человека Пурги и разорвал ему спину. Зверь не притронулся к мертвому телу врага, покинул свое жилище и исчез в тайге.