Читать книгу "Элементарные частицы - Мишель Уэльбек"

Добравшись в своих размышлениях до этого пункта, Брюно подошел к корпусу №8. Более или менее покорившись неизбежности путаться со старыми потаскухами, он пережил жестокое потрясение, столкнувшись с девочками-подростками. Их было четыре, от пятнадцати до семнадцати, они стояли возле душевой, прямо напротив ряда умывальников. Две из них, в купальниках, ждали; две другие резвились, словно уклейки, щебеча и брызгаясь, повизгивая: эти были совершенно голые. Зрелище было неописуемо грациозным и эротичным, он такого не заслуживал. В трусах у него напряглось; он достал свой болт и прижался к стойке умывальника, одновременно тыкая в челюсть зубной щеткой. От усердия он поранил десну и вытащил изо рта окровавленную щетку. Меж тем головка члена раздулась, горела, охваченная ужасающим зудом; уже начинала формироваться капля.

Одна из девочек, хрупкая брюнетка, вышла из-под душа и схватила махровое полотенце; она удовлетворенно похлопала себя по юной груди. Рыжеволосая крошка сбросила трусики и нырнула под душ; шерсть её киски была светло-золотистой. Брюно испустил легкий стон, у него кружилась голова. Он имеет право скинуть трусы, подойти к душевой, встать там в ожидании. Это его право – подождать своей очереди возле душа. Он представил себе, как онанирует перед ними; как произносит что-нибудь вроде: «Вода теплая?» Расстояние от одного душа до другого было сантиметров пятьдесят; если бы он принимал душ рядом с рыженькой, она бы, может быть, случайно задела его член. При такой мысли головокружение усилилось; он вцепился в фаянсовую раковину умывальника. В тот же миг две девицы с оглушительным хохотом выкатились вон через дверь справа. На них теперь были черные шорты, расшитые сверкающими полосками. Брюно сразу ослаб, затолкал свой штырь в трусы и сосредоточился на проблемах с зубами.

* * *

Позже, все ещё не оправившись от шока после этой встречи, он спустился в столовую позавтракать. Он расположился особняком, ни с кем не затевал разговора; жуя свои витаминизированные злаковые кашки, он размышлял о вампиризме сексуального поиска, о его фаустианском аспекте. Все это абсолютная ложь – то, что толкуют о гомосексуализме, думал, например, Брюно. Большинство педерастов интересуются молодыми людьми от пятнадцати до двадцати пяти лет; за пределами этого возраста, по их мнению, существуют лишь старые дряблые задницы. Поглядите на парочку старых педиков! – мысленно восклицал Брюно. Всмотритесь в них повнимательней; иногда между ними есть симпатия, а то и взаимная привязанность; но разве они вожделеют друг к дружке? Да ни в коем случае! Стоит только какому-нибудь маленькому круглому заду продефилировать мимо, и они рвут друг друга в клочья, как старые пантеры-климактерички, лишь бы прибрать к рукам тот кругленький задок. Вот о чем раздумывал Брюно.

И ведь во многих случаях, мыслил он далее, так называемые гомосексуалисты служат моделью для всего остального общества. Взять, к примеру, его самого: ему сорок два года; внушают ли ему желание женщины тех же лет? Никоим образом. Напротив, он чувствует, что за маленькой киской, спрятанной под мини-юбкой, все ещё готов идти на край света. Ну ладно, пусть не на край, но по меньшей мере до Бангкока. Как-никак тринадцать часов полета.

3

Половое влечение возбуждают в основном юные тела, и то, что пространство соблазна все больше заполоняют совсем молоденькие девчонки, по существу, не более чем возвращение к норме, к истинности желания, подобное тому возврату к подлинным масштабам цен, что происходит, когда спадет жар биржевой лихорадки. Это отнюдь не облегчает той мучительной ситуации, в которую годам к сорока попадают женщины, чье двадцатилетие пришлось на «эпоху шестьдесят восьмого». Как правило, разведенные, они ни в коей мере не могут рассчитывать на брак – страстный или постылый, – институт, в дело скорейшего упразднения какового они внесли свою посильную лепту. Будучи представительницами поколения, которое с размахом, доселе невиданным, утверждало превосходство юности над зрелостью, они лишены права удивляться тому, что поколение, пришедшее им на смену, в свой черед обливает их презрением. В конце концов, культ тела, который они некогда столь яростно провозглашали, по мере увядания их собственной плоти неминуемо приводил их ко все более острому отвращению к самим себе – отвращению, мало отличающемуся от того, которое они могли прочесть во взглядах окружающих.

Мужчины их возраста находились, в общем и целом, не в лучшем положении; однако такой схожести жребия отнюдь не суждено было породить солидарности между теми и другими: мужчины, перевалив за сорок, в массе своей продолжали увиваться за молоденькими – и подчас с известным успехом, удача могла выпадать по меньшей мере тем, кто, сумев ловко ввязаться в житейскую игру, достиг известности, определенного интеллектуального либо финансового уровня; а для женщин в подавляющем большинстве случаев приход зрелости был чреват поражением, мастурбацией и стыдом.

Являясь привилегированным приютом сексуальной раскрепощенности и свободы желания, Край Перемен, само собой, должен был скорее, чем любое другое место, стать краем горечи и депрессии. Прощайте, объятия на траве лужаек, в сиянии полной луны! Прощайте, квазидионисийские торжества во славу нагих, умащенных маслом тел под лучами полуденного солнца! Так нудно бубнили сорокалетние, взирая на свои повисшие члены и жирные округлости.

К 1987 году в Крае стали появляться первые кружки полурелигиозной направленности. Разумеется, христианство оставалось вне игры; но инициаторы – люди, по существу, довольно терпимые – смогли примирить мистическую, в достаточной мере туманную экзотику с культом тела, который они рассудку вопреки продолжали проповедовать. Кабинеты сенситивного массажа или раскрепощения плотского начала, само собой, держались на плаву; но становилось все заметнее стремительное нарастание интереса к астрологии, египетским картам таро, медитации по поводу чакр[5], к особым энергиям. Имели место «встречи с ангелом»; кое-кто научился улавливать кристаллические вибрации. Сибирское шаманство впечатляюще проявило себя в 1991-м, когда вследствие удлиненного сеанса инициации около жаровен с освященными углями один из участников действа скончался от сердечной недостаточности. Тантрический культ, соединяющий сексуальные упражнения, туманную медитацию и глубокий эгоизм, имел особо выдающийся успех. За несколько месяцев Край – подобно многим другим подобным заведениям Франции и Западной Европы – в общем-то превратился в центр NewAge[6], относительно модный, сохраняющий к тому же гедонистическую и анархическую специфику «в стиле семидесятых», что обеспечивало ему особое место на рынке.

* * *

После завтрака Брюно вернулся к себе в палатку, поколебался, не заняться ли онанизмом (воспоминание о девчонках ещё не утратило остроты), но в конце концов решил воздержаться. Эти обалденные юные созданья, должно быть, являли собой потомство все тех же представительниц поколения 68-го года, чьи сплоченные группы в пределах кемпинга всюду попадались на глаза. Значит, некоторые из этих престарелых шлюх наперекор всему умудрились продолжить свой род. Сей факт навел Брюно на смутные, но малоприятные размышления. Резким движением он дернул молнию, на которую запиралась его палатка-иглу, небо над ней синело. Белые облачка, словно брызги спермы, плыли над верхушками сосен; день будет погожим. Он заглянул в свою недельную программу и остановил внимание на пункте первом: «Креативность и релаксация». На утро ему предлагались на выбор: пантомима и психодрама, занятия акварелью, композиция. Насчет психодрамы – нет уж, спасибо, это уже устраивали в замке возле Шантийи, на уик-энд: пятидесятилетние аспирантки-социологини катались по гимнастическим матам, требуя плюшевых мишек у папаши; этого удовольствия лучше избежать. Акварель была соблазнительна, но придется выбираться под открытое небо, садиться на сосновые иголки, иметь дело с муравьями и всякими неудобствами. И все это чтобы сотворить какую-нибудь мазню, стоит ли?