Читать книгу "Судный день - Курт Ауст"

Но я больше особо не думал. Живот жил в предвкушении полдника, а мозгу хотелось отдохнуть, поэтому я отключился и ни о чем не думал. Томас долго молча смотрел в окно, а пальцы продолжали терзать несчастную пуговицу. Я притих, боясь нарушить ход его мыслей.

Просидел он так очень долго. Целую вечность – сказал бы мой живот. Когда Томас зашевелился, я уже задремал, а Томас пробормотал:

– Вот и разгадка, да. Видимо, так все и было. Но доказать будет сложно.

Я тотчас же очнулся и навострил уши, готовясь услышать объяснение. Вообще-то меня не удивляло, что профессор мог просидеть вот так и додуматься до разгадки убийства. Хотя к тому времени я знал его не очень долго, мне казалось, что он из тех, кто никогда не перестает удивлять окружающих.

Он заметил мой вопросительный взгляд и кивнул. Значит, сейчас последует объяснение.

– В исследовании под названием “Математические начала натуральной философии”, написанном десять лет назад, англичанин Ньютон, Исаак Ньютон, утверждает, что каждое обладающее массой тело притягивается к центру Земли. Он называет подобное явление силой тяжести или центробежной силой. Благодаря ему мы не взлетаем вверх, а если бросить какой-либо предмет, – взяв книгу, он выпустил ее из рук, и она стукнулась о пол, – то предмет падает вниз. Ньютон, и старый Коперник, и Кеплер – как можно его забыть – старались положить математические принципы в основу системы, связывающей движение Солнца, Луны, планет и звезд.

У меня зародилось вдруг подозрение, а он продолжал:

– Глядя на малое – эту книгу и великое – звезды, мы видим, что числа – краеугольный камень бытия и становления. Мы можем найти и другие примеры – Стено, то есть Нильс Стенсен, чьи медицинские исследования часто помогают мне в работе, долго изучал камни, их структуру и происхождение. Он доказал, что за пять с половиной тысяч лет существования Земля разогревалась и остывала, покрывалась водой и высыхала, а рельеф ее поверхности менялся. Но довольно – я веду к тому, что… – Замолчав, он уставился непонимающим взглядом на оторванную пуговицу, которую держал в руке. Затем смущенно посмотрел на меня, но я лишь улыбнулся и подумал, что до ужина надо бы успеть пришить пуговицу. – Я веду к тому, что Стено исследовал кристаллы и обнаружил, что кристаллическая решетка всегда остается неизменной. Этот принцип постоянства кристаллической решетки доказывает закономерность, существующую в каждом, даже самом мелком, камешке. Думаю, пройдет какое-то время и этот закон тоже можно будет свести к числам, – он рассеянно положил пуговицу на стол и многозначительно взглянул на меня, – а вот пример великого. Свет. Мне известно, что Ньютон, о котором я только что упомянул, прежде проводил эксперименты для того, чтобы разделить поток света. Верь или не верь, но свет можно разделить на цвета. Говорят, что свет складывается из семи различных цветов. Оле Рёмер ведет с Ньютоном переписку и наслышан о его экспериментах – Рёмер сам сообщил об этом на университетском собрании незадолго до Рождества. Вдумайся: этот свет, – он показал на свечку, пламя которой затрепетало, словно испугавшись оказанного ему внимания, – состоит из нескольких цветов – желтого, красного и синего, которые удивительным образом превращаются в белый, прозрачный свет. И здесь тоже ДОЛЖЕН существовать основной принцип сочетания цветов – их вид, количество, форма, да откуда мне знать, что еще! Я жду не дождусь, когда наконец Ньютон опубликует этот труд!

Мое подозрение давно уже уступило место смирению. Томас с головой погрузился в собственный мир, – мне сложно за ним угнаться. Я попытался, но потом решил просто запомнить его слова, даже не стараясь понять. Еще в детстве я научился с легкостью и почти дословно запоминать разговоры или короткие монологи, подобные этому. Часто этот навык помогает мне сейчас – например, я запрячу слова Томаса поглубже в свое сознание, а потом, когда моей голове станет проще уразуметь его идеи, я вновь извлеку их из глубин памяти.

Способность эта еще важнее для меня теперешнего, когда я сижу в замке князя Реджинальда на самом юге Германии и пытаюсь осмыслить прошедшие годы, преодолев свою забывчивость. Телесная дряхлость и все более тягостная потребность в отдыхе – их тоже нужно превозмочь. И я побеждаю их: возрожденный на бумаге образ Томаса Буберга наполняет меня радостью, которая пересиливает зимнюю стужу в суставах, ревматизм, несварение желудка, уныние, – она все может преодолеть, даже смерть.

Какая напыщенная фраза… Но такова правда. Записывая, я чувствую умиротворение и покой, и князь Реджинальд говорит, что они окружают меня светящимся ореолом. Время от времени по вечерам князь заходит ко мне – читает последние записи и добродушно ругает мою неторопливость. Будь его воля, он прислал бы ко мне молодого бойкого писца, который под диктовку занес бы на бумагу всю мою историю. Тогда, по его словам, мы бы закончили задолго до Рождества.

Но нет, это было бы неправильно. Я должен закончить все так, как считаю верным. Должен вспомнить все важные детали, которые сделают эту белую картину смерти понятной. Начни я диктовать вслух – и рассказ потеряется, я забуду что-нибудь важное, чьи-то слова. Забуду то, что должен был помнить тогда и что вспомню позже – возможно, слишком поздно. Ни о чем нельзя забывать, я должен собрать воедино все те крошечные кирпичики, смысл которых понимаю только сейчас.

Старый Тобиас сообщил, что вечером зайдет князь, поэтому мне нужно завершить рассуждения Томаса.

Напыщенные фразы – Томас тоже их любил.

Тогда он начал говорить, что доказать его предположение будет сложно, “однако это все равно докажут, если не он сам, то те, чьи знания превзойдут его”. Он считал, что все принципы, формулы, законы и теории, а также числа, доказывающие эти формулы и законы, – все они подчиняются одному общему главному закону или принципу, который сводит все известные законы в одну систему и заставляет их следовать общей логике. Томас называл этот закон Материнским законом вселенной.

Когда я сидел там, в тесной комнатенке на датском постоялом дворе, слушая Томаса, по спине у меня вновь пробежал холодок, совсем как за день до этого. Что-то из сказанного напугало меня, но я слишком утомился и не стал разбираться в ощущениях, вызванных его словами.

Он длинно и подробно разъяснял мне свою теорию и закончил словами: – Во всем кроются числа. Они – краеугольные камни любой конструкции, малой или большой. Даже воображение древнегреческого Пифагора не могло охватить всей мощи чисел.

Вскоре слова Томаса бумерангом ударят по нему. Вскоре он столкнется с таким количеством чисел, что они готовы будут поглотить его.

Глава 12

Громкий звон снизу прервал рассуждения профессора о теории чисел. Изумленно посмотрев на дверь, он встал, выглянул в коридор, и я услышал, как он тихо переговаривается с кем-то внизу.

– Священник попросил разрешения перед ужином провести небольшую поминальную службу по графу д’Анжели, – объяснил Томас, затворив дверь.

Он достал парадную одежду и принялся переодеваться. Я последовал его примеру, посетовав про себя – ужин казался мне все более призрачным, и вдобавок мне нужно было вычистить сапоги профессора и мои собственные.