Читать книгу "Знак Сокола - Дмитрий Хван"

— Без заморских пушек и огромной армии разрушить эту крепость невозможно, — повторял тогда Лифань, стуча зубами от страха, злости и безысходности. — Оружие северных варваров слишком дальнобойно и разрушающе!

Маньчжур решил притвориться убитым, но вскоре краем глаза увидел, как туземцы добивают раненых, что не могут встать и идти. Лифаню пришлось, намотав на лицо окровавленную тряпку, присоединиться к тем немногим, что брели с поля боя к лагерю сами. На вторые сутки маньчжур, пользуясь дозволением северных варваров, хотел было уйти, как наконец увидел тех, о ком говорили ему прежде верные туземцы. Среди привычных Лифаню солонов и дауров появились совсем другие люди — высокие и крепкие телом большеглазые бородачи. Были среди них и безбородые, но все они явно принадлежали к одному сословию. Маньчжур, не отрываясь, наблюдал за ними. Ходят степенно, не бегают, как туземцы. Разговаривают на непонятном языке, причём проклятые туземцы их понимают и даже разговаривают с ними! Лифань не на шутку разволновался — ведь это очень опасно, когда ближние к Цин варвары начинают действовать заодно с варварами дальними.

— Очень опасно, — бормотал маньчжур.

Может быть, именно этим он и привлёк к себе внимание одного из северных варваров. Высокий бородатый воин не спеша подошёл к Лифаню, перешагнув через умершего от ран монгола. Он больно ткнул военачальника длинным ножом, торчащим из аркебузы невиданной прежде конструкции, и проговорил маньчжуру:

— А ты, я смотрю, ещё жив? Халат-то весь в крови! — Бородач принялся тыкать в дырки на одежде маньчжура.

Лифань похолодел и покрылся липким, противным потом. Его сейчас раскроют! Маньчжур тут же спохватился и, изображая сильную боль, принялся тащиться подальше от варвара. Тот его, однако, не преследовал, а лишь рассмеялся, привычно положив руку на аркебузу, что висела на его плече. Бородач даже окриком остановил солона, который, вероятно, хотел прирезать Лифаня. А вскоре северные варвары, заставив своих пленников — китайцев и немногочисленных монголов — погрузить всех раненых на корабли, отправили их вверх по реке. Так маньчжурский военачальник счастливо избежал гибели и теперь с трепетом ожидал прибытия в Мукден. Ему много чего надо поведать мукденскому фудутуну[7]. Лишних пленных постепенно уводили к уменьшающимся в числе кораблям, остававшимся ещё у берега. Сунгарийский воевода Матусевич всё же оставил при себе в два раза больше китайцев, чем ему советовал Сазонов.

— В том же Нерчинске они нужны будут или на ангарских полях — так ведь больше людей на производство можно отрядить, — объяснил он своё решение албазинскому воеводе, старшему на этих землях.

Алексей согласился с Игорем, заодно сообщив, что он на днях уходит к устью Амура на «Тунгусе», оставляя за себя Петра Бекетова.

— Ну, удачи тебе с тестем, Алексей Кузьмич! — пожелал ему сунгарийский воевода. — Зимовать уж там тебе придётся.

А ещё через два дня из Зейска пришли «Солон» и «Даур», с подкреплением и боеприпасами. Теперь Матусевич, используя информацию, полученную от двух командиров, чудом уцелевших на разбитых у крепости кораблях, а также нескольких мелких начальников из пленных, начал планировать рейд возмездия.

Селенга близ устья реки Хилок

Июнь 7151 (1643)

Яркое солнце в зените, яркая зелень под ногами лошадей. Небольшой, в дюжину, отряд всадников неспешно идёт берегом реки. Здорово припекает, но, к счастью, то и дело облегчение приносит ветер. Выручает и близость реки — то один, то второй подъезжает к лениво текущей Селенге и, зачерпнув в шапку воды, обливает голову, тормоша волосы. С одной стороны реки — равнина, покрытая ковром высокой травы. Сильный ветер заставляет её с шумным шуршанием сгибаться под своим напором, словно он пускает волны в этом зелёном море. Невысокие сопки с частыми гранитными выступами тянутся вдоль противного берега, то отдаляясь от реки, то подступая к воде вплотную. Там же стоял сплошной хвойный лес. На более пологом берегу, где шёл отряд, преобладал лесостепной ландшафт, с невысоким кустарником и редколесьем. В траве жили своей жизнью многочисленные насекомые, ни на минуту не прекращавшие стрекотать.

— Жарко! — проговорил передний всадник и вытер кепкой мокрую шею.

Это был крепко сбитый мужчина, обладатель шикарной бороды, солнцезащитных очков Polaroid и огромного медного креста на мощной груди. Конь, захрустев под копытами мелким камнем, остановился на пригорке, слушаясь хозяина. Тот привычным движением руки отогнал назойливых жужжащих мушек и, сняв очки да приложив ко лбу ладонь, стал осматривать окрестности. Близ каменистого берега метрах в двухстах он приметил небольшую рощицу редко стоящих осин, растянутую вдоль берега.

— Вона туда и пойдём, роздых себе устроим! — сказал он остальным.

— Кузьма Фролыч, — позвал его отнявший от глаз бинокль товарищ. — Глянь, там и Хилок в Селенгу вливается.

— Ну и ладненько, — обнажив ровные крупные зубы, проговорил Усольцев с усмешкой. — Вот меня завсегда удивляло, что для кажной речушки или острожка у вас уже и названьице имеется. Выходит, что и придумывать ничего не мочно?

— Тебе жёнушка не говорила, откель оные знания? — улыбнулся немолодой радист группы. — Знамо дело, говорила. Кстати, мы пришли, а это значит, что надо место под крепость смотреть.

— А что тут смотреть? — пустив коня шагом, отвечал казак. — Не по тому берегу мы идём.

Радист согласно кивнул:

— Тут мы дали маху — тот берег выше, крепче, да и лес стоит там. Но зато тут я заметил жирные глины в низинах, пригодится. Да и на Хилке глина и песочек тоже есть.

— Эка вы к камню страсть имеете! — обернулся к собеседнику Усольцев.

— Строить надо крепко! Чтобы наши остроги не пожгли! Уголь, кстати, на Хилке тоже есть.

— Нас не выбьешь! — воскликнул Кузьма. — Кому это по силам? Разве что дикие тунгусцы, яко зверь хищный, схватят да убегут, что на тракте было?

А на тракте случилось то, чего прежде там не бывало. И хотя ранее, бывало, пытались нападать на ангарские караваны желающие разжиться грабежом окрестные тунгусы, их потуги не выходили ангарцам до того раза дорого. Но весной едва не сгорел недостроенный Читинский острог, подвергшись нападению диких тунгусов. Тогда рано утром, в рассветной дымке, крепостица была окружена тремя сотнями или около того воинов местного князька Табуная. Тогда они смогли спалить угловую башенку да сложенный для дальнейшего строительства лес и запасы пакли. Поранили они тогда стрелами до двадцати человек, а двух стрелков-бурят уволокли с собою в тайгу. После того как нападавшие были рассеяны, потеряв перед недостроенными стенами острога чуть менее ста человек убитыми и ранеными, на поиски двух стрелков отправили несколько групп. Но они так и не смогли найти пропавших, лишь позднее в одном из разгромленных кочевий рода Табуная было обнаружено одно из ружей бурят. С тех пор тракт охраняли казаки, а не желающих жить в мире тунгусов они постепенно выдавливали из тех мест совместными со стрелковыми полусотнями рейдами. Одним из факторов снижения напряжённости было открытие меновых центров в острожках, где лояльным туземцам было позволено производить обмен выделанных шкурок, а также скота и птицы на разнообразную утварь и железное оружие.