Читать книгу "Возрождение - Чарльз Шеффилд"

– Я не совсем понимаю суть ваших возражений, Бен. Так или иначе через несколько дней мы прибудем на Ледяной мир. Я просто стараюсь получить как можно больше предварительной информации.

– Делая бессмысленный крюк для осмотра мертвой планеты? Это нам ничего не даст! Если я чего-то не понимаю, объясните мне!

А по-моему, все понятно. Планета, к которой мы летим, находится в самой середине зоны, которая в нормальной звездной системе такой массы была бы пригодна для жизни. Сейчас на этой планете жизни нет – она слишком холодная. Возникает вопрос: не было ли там жизни раньше? Может быть, даже разумной – до того, как звезда потухла и все вымерзло…

Характеры членов «зеленой команды» вырисовывались уже вполне четко. Лара Кистнер неплохо выполняла работу, но определенно не была сильной личностью. Она во всем соглашалась с «боссом», да и остальным особо не противоречила. Бену Блешу нравилось командовать. Свое мнение он высказывал категоричным тоном и сразу закипал, когда ему противоречили. Когда в конце первого дня полета к Ледяному миру Ханс Ребка объявил, что сначала они посетят другую планету, Блеш стал резко возражать. Однако Дари неожиданно встала на сторону Ребки. Впрочем, это было вполне объяснимо: Ханс слишком часто спасал ей жизнь, чтобы ему не доверять.

– Я не намерен это терпеть! – раздраженно заявил Блеш. – Посмотрим, что скажет Джулиан Грейвс. Он положит конец нашему спору.

Ханс молча смотрел на растущий диск планеты. С последним высказыванием он собирался согласиться. Грейвс наверняка положит спору конец: он всегда был перестраховщиком. Если есть хоть малейшая вероятность, что визит на мертвую планету увеличит их шансы на Ледяном мире, советник по этике поддержит его обеими руками.

Бен Блеш вышел – очевидно, чтобы послать вызов на «Гордость Ориона». И это в момент, когда на экране появляется новая неизвестная планета! Ханс в очередной раз убедился, что имеет дело с дураком. А как еще назвать человека, который больше заботится о своем авторитете, чем о шансах выжить? Что же это за команда экспертов такая, какой идиот ее собирал? Им бы провести пару недель на Тойфеле – в порядке тренировки! Одно знакомство с Ремулером-точильщиком, предрассветным ураганом, стоило бы целого года лекций их прославленной Арабеллы Лунд, которую так уважает Грейвс.

Все, хватит философствовать! Ханс сосредоточился на планете. Диаметр – четырнадцать тысяч километров. Плюс показания масс-детекторов – значит, под внешними слоями есть металлическое ядро. Тем более такое высокое магнитное поле… Гравитация на поверхности на пятнадцать процентов превышает стандартную – многовато, но вполне допустимо, чего нельзя сказать о температуре. Кислородно-азотная атмосфера с примесью аргона, однако, судя по спектрам, никаких признаков углекислоты и водяных паров.

Подробные снимки того, что лежало под застывшей атмосферой, можно было сделать лишь перейдя на низкую орбиту. Тем не менее высокая отражательная способность поверхности – характерный блеск можно было заметить даже невооруженным глазом – уже сейчас указывала на мощный ледяной покров. Чтобы определить его толщину и установить, что лежит ниже, требовались высокоточные радиолокационные измерения. Для этого надо было высадиться на планету, а значит, перелет на Ледяной мир откладывался по крайней мере на два дня. Ханс подозревал это еще до старта с «Гордости Ориона». Если планета теплая, снимки высокого разрешения можно сделать и с орбиты. Но там лед, и если вы хотите узнать, как поверхность выглядела до того, как замерзла, без посадки не обойтись… Впрочем, Ханс в любом случае собирался побывать на планете – новый мир нужно почувствовать, а этого не сделаешь, находясь в космосе.

Объяснять это другим было бесполезно. Ханс разглядывал замерзший шар, отражающий тусклый свет далеких звезд. Если повезет, то Дари и остальные сами все поймут.

К несчастью, чувствительные датчики и радары «Спасителя» были слишком хороши. Они заключали в себе новейшие технологии Четвертого Альянса, и с высоты всего двух сотен километров видели почти все, оставляя мало простора для воображения.

– Высаживаться на поверхность? Что вы хотите там исследовать? – Бен Блеш наблюдал картинку на экране дисплея: холмы и долины, окрашенные в ослепительно белый цвет. – И так вполне очевидно, что произошло. Повсюду одно и то же: горы, ущелья и плоская поверхность океана – радар с синтезированной апертурой это подтверждает. Общее оледенение отсутствует: на это просто не было времени. Ясно, что, когда температура упала, все водяные пары и углекислота выпали на поверхность, образовав снежный покров. А после этого ничего не менялось. В воздухе сохранился кислород, а также азот и аргон – значит, все произошло очень быстро. В этом не может быть никаких сомнений! Что же в таком случае нам даст посадка на поверхность?

Этот вопрос Ханс задавал себе уже давно. Еще до того, как корабль перешел на низкую орбиту, он отправил запрос на «Гордость Ориона»: «Предположим, что внутренний источник энергии звезды был каким-то образом выключен в течение короткого времени (недель или месяцев). Как долго в этом случае продлится ее остывание за счет обычного излучения? Мне нужна приблизительная цифра: будут это годы, столетия, тысячелетия или миллионы лет?»

Грейвс прислал неутешительный ответ: «В. К. Талли делает расчет с помощью астрофизической библиотеки корабля. Ответ на ваш расчет зависит от нескольких неизвестных параметров, в частности, от стадии эволюции звезды и величины гравитационной энергии, накопленной в результате сжатия при ее остывании. Талли отказывается дать определенный ответ, но обещает проанализировать различные варианты».

Можно себе представить! Этот вживленный компьютер будет нести ахинею и ходить вокруг да около, пока с ума не сведет! К счастью, сидеть и слушать придется Грейвсу. Но почему В.К. все еще на борту «Гордости Ориона»? Ему давно следовало отправиться в путь.

Второе послание Грейвса оказалось более обнадеживающим: «Абсолютно минимальным значением времени радиационного охлаждения при крайних значениях параметров В.К. Талли считает двадцать тысяч лет. Более вероятная величина, учитывающая гравитационную энергию сжатия, – между восемью и восемнадцатью миллионами лет. Если время меньше, чем двадцать тысяч лет, то это означает, что процесс остывания был ускорен какой-то внешней силой. Рисунок трещин на льду, если таковые имеются на поверхности планеты, может служить визуальным индикатором времени остывания. Прилагаю изображения характерных рисунков, соответствующих различным скоростям охлаждения».

Ханс сравнил присланные картинки с орбитальными снимками. Под белым покровом хорошо просматривались трещины и разломы. Сомнений не оставалось: внутри звезды не просто прекратились термоядерные реакции, сменившись долгим остыванием. Звезда погасла, и ее температура упала с семи тысяч градусов до нескольких сотен за какие-нибудь несколько лет. А может, и часов.

Что это означало для живых существ, которые обитали на планетах, вращавшихся вокруг звезды? Солнце зашло последний раз, и наступила вечная ночь. Сухопутные животные погибли сразу: земля, камни и песок отдали свое тепло космосу меньше чем за день. Дольше всего жизнь могла сохраниться в океанах, в глубоководных впадинах, обогреваемых подземным теплом и укрытых растущим слоем льда. Не исключено, что какие-нибудь живые организмы могли сохраниться до сих пор, черпая энергию из гидротермальных источников на дне океанов. Правда, как подсказывал опыт многих планет, разумная жизнь в таких местах существовать не могла.