Читать книгу "Ответный удар - Михаил Ахманов"

– Запирающий сфинктер, – сказал Зибель. – Думаю, надо на него посветить.

Световой шар, разгораясь, двинулся к клапану.

– Не стоит слишком поднимать температуру. Вот так, достаточно… Здесь очень чувствительные механизмы.

– Желоба, – произнес Асенов, озираясь. – Если они перемещаются в этих желобах, то масса тела будет побольше, чем у человека. Я бы сказал, значительно больше, на порядок.

– Не исключено. – Зибель глядел, как медленно раскрывается мясистый зев, растягиваясь в кольцо. – Коммодор Литвин, видевший записи на корабле фаата, оценивает их размеры как метров шесть в длину и метра полтора в диаметре. Но тело их может сильно вытягиваться, достигая…

– Огромные змеи! – вздрогнув, прервала его Хельга Сван. – Любого из нас проглотят как кролика!

– Чушь, – буркнул Зибель – Как глотать, если нет ни глотки, ни пищевода? У них кожное питание.

Коркоран в этой дискуссии не участвовал, а, напрягая свой внутренний слух, пытался уловить хотя бы отзвук ментальной волны. Но тщетно! Ни визуальной, ни звуковой информации, ни даже ощущения тепла, которое несет прикосновение к чужому разуму… Он мог поклясться, что корабль пуст или дрейфует среди астероидов с мертвым экипажем.

Через кольцевой клапан они проникли в следующее помещение. Оно оказалось огромным – вероятно, занимало практически весь объем корабля, простираясь на сотни метров вверх, вниз и в стороны. Тонкие, прозрачные, хрустальной чистоты пластины разнообразных форм, сияющие в свете прожектора, были соединены в хаотическую, невероятную для человеческой логики конструкцию; они пересекались и сочленялись друг с другом под острыми или тупыми углами, образуя трехмерный лабиринт из сотен или, быть может, тысяч камер. Эти ячейки не имели ни пола, ни стен, ни потолка, а лишь обрамляющие поверхности, испещренные множеством дыр – круглых, ровных, диаметром около метра. Тут и там от наружной обшивки вдоль сочленения пластин тянулись гибкие шланги или кабели из более темного вещества, раскрываясь на концах широкими глубокими чашами, похожими то на огромные тюльпаны, то на лилии с округлыми лепестками и несколькими усиками. Сквозь эту заполнявшую объем структуру, казавшуюся бесконечной, хрупкой и призрачной, точно астральное видение, просвечивал центральный стержень, массивный, длинный и как бы отлитый из черного граненого стекла, поглощающего свет. Вероятно, он пронзал корабль от носа до кормы, если здесь были такие понятия.

– Тебе хотелось взглянуть на двигатель? – Зибель притронулся к локтю Асенова. – Кажется, это он и есть. Та черная труба.

Ксенолог кивнул:

– Согласен. Раз труба, значит, контурный привод, и значит, они перемещаются в Лимбе. Вот только как рассчитывают направление и длину прыжка? Я не вижу…

– Экранов, молекулярных чипов, датчиков, сенсоров и так далее? – с усмешкой прервал его Зибель. – Накрытого столика тоже нет, и нет фанфар в честь нашего прибытия. Это не люди, Иван, не забывай! Не люди, а существа совсем иной природы.

– Ты это мне говоришь? Ксенологу? – Усмехнувшись в свой черед, Асенов задрал голову и уставился на хрустальные пластины. – Вытягивая свои тела, они, очевидно, могут перемещаться через эти отверстия… но, разумеется, в невесомости… а полусферические конструкции на темных жгутах или жилах похожи на органы управления… Ты как считаешь, капитан?

– Никак. Я только фиксирую обстановку и выводы специалистов.

Коркоран коснулся камеры на своем плече. Но, против воли, в его сознании возникла ясная, четкая картина: огромные черви быстро и плавно скользят в хрустальном лабиринте, то сжимаясь в белесый комок, то вытягиваясь в длину на десять-пятнадцать метров, склоняются над чашами-тюльпанами, суют в них безглазые головы, а может, хвосты, и замирают, став единым, способным к действию, одаренным разумом существом. Он почти не сомневался, что это не игра фантазии, а отзвук реальности; его уверенность подкреплялась тем, что видение походило на Сон, только промелькнувший наяву. Правда, оснований для него в генетической памяти не было и быть не могло – трудно поверить, что какой-то его предок наблюдал живых сильмарри, да еще в их корабле. Вероятно, его наследственный дар не ограничен Снами и ментальным восприятием, а способен к чему-то большему…

В руках Хельги Сван защелкал анализатор.

– Тут есть атмосфера, но разреженная, – сказала она. – Азот, окись углерода, метан, инертные газы и органика… странная органика, прибор не может ее определить… Их пища?

Она взглянула на Зибеля, но тот лишь пожал плечами:

– Возможно. Не знаю. У нас мало информации, только из тех источников, о которых я сказал. О сильмарри вообще мало известно. К примеру, лоона эо, наши друзья-приятели, ничего о них не ведают и не стремятся что-то узнать. Просто пропускают их через свой сектор и никогда не конфликтуют с червяками,

– Выходит, нам повезло, – сказал Асенов. – У нас большой материал для изучения – целый корабль, наверняка покинутый.

Клаус Зибель хмыкнул, бросил взгляд на Коркорана, но тот едва заметно покачал головой – мол, ничего не чувствую, не ощущаю.

– Ошибочное заключение, Иван. Сильмарри не покидают своих кораблей, ибо нет у них другого мира, иного пристанища. Они галактические странники… В каждом корабле – семейная ячейка, и если мы как следует поищем, то найдем ее.

– Мне что-то не хочется их искать, – побледнев, выдавила Хельга Сван. – Пожалуй, я принесу из катера свои приборы и займусь анализами.

– Разумно. Ну а мы все-таки поищем.

Зибель оттолкнулся носком башмака и проскользнул в отверстие в косо нависавшей переборке. Коркоран и Асенов поплыли следом, то придерживаясь о закраины дыр, то подпрыгивая на прозрачных пластинах, оказавшихся не твердыми, а гибкими и упругими, как полотнище батута. Они поднимались и опускались, минуя камеру за камерой, прослеживая направление темных жил, заглядывая в полусферические ниши, усеянные присосками, – возможно, то были контактные устройства. Казалось, Зибель знает, куда их вести, и, следуя за ним, Коркоран вдруг начал понимать, что эти камеры-отсеки странных форм и различных размеров, небольшие, точно кают-компания на «Литвине», или величиною с трюм, вовсе не являются, как у людей, местом локального обитания, комнатой или каютой, где кто-то работает или живет. Таким пространством был сам корабль, а эти прозрачные упругие поверхности играли ту же роль, что нити паутины, давая опору телам обитавших в пей существ и линиям связи, что соединяли их друг с другом и, вероятно, с поверхностью корабля, двигателем, шлюзами и прочей машинерией. Озарение пришло к нему внезапно, как и мысль о том, что все это судно, и наполняющая его паутина, и шахта гиперсветового привода, и чаши, подобные цветам, являются скорее биологическими объектами, а не устройствами из металла, керамики, пластика.

Откуда он это узнал? Вопрос не праздный, однако оставшийся без ответа. Знание не могло объяснить само себя.

Они продвинулись метров на двести от шлюза, когда Зибель остановился и, призывая к вниманию, поднял руку. Гибкая пластина под их ногами сочленялась еще с пятью или шестью – они шли наклонно, образуя некое подобие пирамиды в три человеческих роста; в соседних камерах такой же величины на концах темных стеблей распускались чаши-лилии, а наверху маячила граненая поверхность разгонной шахты – как показалось Коркорану, самый интересный объект в ближайшем окружении. Но Зибель глядел вниз, туда, где простиралась обширная полость, днище которой было затянуто белесоватым туманом. Присмотревшись, Коркоран заметил, что эта облачная масса словно бы распадается на отдельные фрагменты, то вытянутые в длину, то свернутые кольцами, как если бы мгла была зернистой, составленной из отдельных, довольно больших частиц. Они, все трое, плавали в невесомости над этим образованием, словно пассажиры взмывшего над облаками стратолета.