Читать книгу "Японская пытка - Максим Шахов"

— Что он говорит? — спросил американец у Николая.

— Говорит, что правда все равно на нашей стороне, — дал свой вольный перевод Галицкий, упоминать коммунистов ему сейчас не хотелось, у него к ним имелись свои счеты.

— Правильно, — согласился Ричард.

Антон внезапно затянул «Интернационал»:

— Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов… — Он обернулся к Николаю: — А ты, каппелевец, чего не подтягиваешь?

— Если только потом вместе споем «Боже, царя храни…»

— …мы свой, мы новый мир построим…

— Антон, все кончено, пошли, — поторопил его Николай.

— Ты им скажи, что они людоеды.

— Они сами про это знают.

И тут капитан-танкист сделал то, чего делать не стоило. Он пальцами растянул себе глаза в щелочки и высунул язык. С крыши прозвучала короткая команда. Раздался выстрел. Антон, взмахнув руками, рухнул на подтаявший снег. Странно, но на губах у него блуждала улыбка. Остатки китайцев, еще топтавшихся во дворе, исчезли в стенах корпуса. Американец немного помедлил, позвал:

— Николай, уходи.

Галицкий склонился над Антоном, тот хрипел, в неразборчивых словах Галицкому послышалось:

— Им нечем мне ответить, только пулей. А пуля — не ответ.

Возможно, это только показалось поручику, а на самом деле Иванов просто пытался допеть до конца строчку «Интернационала». Танкист крепко сжал его ладонь, вздрогнул, и пальцы его разжались. Капитан, сумевший вырваться на свободу, был мертв.

— Всем вернуться в камеры, — прозвучало с крыши.

Николай закрыл мертвому веки. Из-под снега выглянул вечнозеленый багульник. Галицкий сорвал его и сунул себе за пазуху. Это был как бы сувенир, прихваченный им с воли, воспоминание о коротких мгновениях свободы. Николай поднялся и неторопливо двинулся к корпусу. Он специально шел медленно, наслаждаясь последними мгновениями свободы. Слезы душили его. Антон был единственным из заключенных, кто предпочел несвободе смерть.

Галицкий еще немного постоял в коридоре рядом с Ричардом.

— Я бы так не смог, — сказал американец.

Они не стали уточнять, о ком идет речь, и так было ясно.

— Прощай, может, еще увидимся, — сказал летчик. — Кто знает, что они сделают с нами за бунт? Как решат отомстить? На Востоке знают толк в пытках.

— Надежда умирает последней, — Николай крепко пожал руку американцу и зашел в камеру, стал лицом к стене, руки заложил за спину.

В коридоре уже слышались окрики охраны. Лязгали двери, «кормушки». Дверь в камере Галицкого захлопнулась. Он обернулся. Нет, охранник остался снаружи. А ведь Николай уже был готов к тому, что его схватят прямо сейчас, поволокут на пытки. Он уже видел себя привязанным к креслу в термокамере, где вентилятор гонит на него раскаленный воздух. С таким же успехом он мог оказаться на столе в секционной, где нередко практиковали вскрытие еще живых людей, чтобы наблюдать, как работают пораженные органы. Было что-то нереальное в том, что никто не бросился избивать бунтовавших, срывать на них злость за собственный страх и промахи.

«Мне никогда не понять японцев до конца. Они мыслят другими категориями», — подумал он.

Галицкий опустился на низкий топчан. Спальное место Антона Иванова было рядом. Смятая простыня, скомканное одеяло. Казалось, что человек только что вышел из камеры и вернется. Николаю даже показалось, что он слышит в коридоре его шаги.

— Наверное, они решили не рисковать и просто пустят в камеры газ, — Галицкий посмотрел на расположенную под самым потолком вентиляционную решетку. — Высоко, не долезть, не заткнуть.

Он понял, что все кончено, сил дальше бороться за жизнь не оставалось. Бороться можно, если имеешь реальный шанс, хотя бы один из тысячи. А сейчас он был целиком в чужой власти. Один поворот вентиля, и камеры наполнит смертоносный газ. Николай лег на топчан, закрыл глаза, ощущая терпкий запах согретого телом багульника.

— Так даже и лучше — просто задохнуться. Без особых мучений, которые могут растянуться на недели.

Он лежал, вспоминая свою жизнь. Бои в Украине. Отступление с чехословаками. Ледовой поход через Байкал. Сколько раз он уже находился на краю гибели, прощался с жизнью! И все же уцелел, сумел вырваться из кровавой мясорубки. Тихо осел в Харбине. И ради чего? Ради того, чтобы стать подопытным животным?

— А что я могу сделать?

В коридоре прозвучал гонг, извещавший, что наступило время сна. Охрана покидала корпус. Еще с час Галицкий ждал, когда поплывет из вентиляции газ. Но этого так и не случилось.

И тут раздался стук по трубе — английская морзянка.

— Ты как? — интересовался Ричард.

— Грустно, — отстучал в ответ Николай.

— Я не понимаю, — недоумевал американец. — Почему они никого не наказали? В лагере для военнопленных за попытку побега казнили. Отсекали голову саблей. Может, они просто отложили расправу?

— Возможно и такое.

— Но обычно казнят перед строем, незамедлительно.

— Кажется, я знаю, в чем дело.

И тут застучал морзянкой другой сосед — японец.

— Ты же, кажется, знаешь японский, — отозвался Ричард. — Почему не отвечаешь? Ведь он был сегодня с нами, пытался сломать дверь.

— С определенного момента я возненавидел японский язык. Не хочется общаться на нем, — признался Галицкий. — Я понял причину того, почему никого не наказали — потому что они не воспринимают нас как людей. Мы для них только расходный материал, бездушные «бревна».

— Как это так?

— Ты, Ричард, еще этого не осознал, не прочувствовал? Никому в голову не придет наказывать подопытных крыс или мышей, выбравшихся из клетки и попытавшихся укусить экспериментатора за палец. Их только запихают назад и снова станут проводить над ними опыты.

— Кажется, ты прав. Значит, у нас есть еще шанс… Я, честно говоря, уже готовился к показательной казни.

Глава 9

Заведующий виварием с забинтованной головой и заплатками из пластыря на лице «колдовал» над стеклянным кубом, кишмя кишащим крысами. Зверьки практически не притрагивались к пище, которую им бросили, они, вкусившие крови и плоти, кидались на своих товарищей. Изгрызенные тушки виднелись в копошащейся массе. Стекло там и сям украшали кровавые пятна.

— Какой материал пропадает… — вздыхал заведующий. — Сколько сил в него вложено. Надо спешить, а то они все друг друга пожрут.

Он вытаскивал деревянными щипцами крыс по одной. Грызуны извивались, грызли дерево, шипели, но дотянуться до человека не могли. Заведующий ловко подносил крысу к деревянной дощечке и специальными металлическими зажимами надежно фиксировал лапки. Теперь та уже никуда не могла деться, ей оставалось только яростно шипеть и мотать длинным хвостом. Зафиксированных откормленных крыс заведующий виварием по две, по три опускал в стеклянные цилиндры. Там они казались живыми чучелами на подставках. Такие цилиндры укрывали все полки широкого стеллажа, повсюду горели лампы подогрева.