Читать книгу "Аферист его Высочества - Евгений Сухов"

– Хорошо, Павел, принято, – заключил Сева. – Излагай дальше.

– Излагаю… Когда скоропостижно скончался император Николай Павлович, – продолжил Давыдовский, – и на престол вступил его брат Александр, Михаил Николаевич был назначен членом Государственного Совета, а через год, то есть в пятьдесят шестом году, приступил к исполнению обязанностей главноначальствующего всей российской артиллерией. Стал генерал-адъютантом, членом комитета по учреждению Кавалерийской Академии, командующим Второй легкой кавалерийской дивизии, членом комитета по рассмотрению состояния укреплений Балтийского и Черного морей, главным начальником военно-учебных заведений и генерал-лейтенантом. В шестидесятом году был произведен в генералы от артиллерии, провел ряд реформ, связанных с заменой гладкоствольного оружия на нарезное…

– А что вообще о нем говорят? – спросил Огонь-Догановский. – О его человеческих качествах, чертах характера?

– Говорят разное, – ответил Давыдовский. – К примеру, в Министерстве Императорского двора о великом князе говорят как о человеке без особых дарований и способностей, но очень учтивом, уравновешенном и благородном…

– Благородном? – раздумчиво переспросил Всеволод Аркадьевич.

– Именно, – ответил Давыдовский.

– А это для нас хорошо или плохо? – полюбопытствовал Ленчик, и все повернули головы в его сторону. Вопрос был, что говорится, «на засыпку», а потому Ленчик не сразу получил на него ответ.

Огонь-Догановский хмыкнул и почесал подбородок. Долгоруков во все глаза смотрел на Леонида и молчал. Давыдовский ничего не сказал и стал смотреть в окно.

Неофитов молчал тоже, однако, видя замешательство своих товарищей и пикантность заданного вопроса, решился ответить первым:

– Это для нас хорошо…

Огонь-Догановский посмотрел на Африканыча и снова хмыкнул. Сева Долгоруков как-то невесело ухмыльнулся. Давыдовский не отводил взгляда от окна, его заинтересовали голубь с голубкой, милующиеся на крыше.

А Неофитов добавил:

– Конечно, оставлять благородных людей в дураках не очень благовоспитанно и правильно, однако подобные действия – вынужденные издержки нашей профессии, которые приходится принимать. Как данность, – добавил Африканыч научное слово. – Или следует менять профессию. Ты это хочешь?

Вопрос был адресован Ленчику. И он, понимая, что коснулся этим своим «хорошо или плохо» больной темы, быстро ответил:

– Нет.

– Вот и славно. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?

– Да, – ответил Ленчик.

Долгоруков благодарно посмотрел на Неофитова и промолчал.

Огонь-Догановский снова почесал подбородок и удовлетворенно хмыкнул.

Давыдовский отвел взгляд от окна, – голуби улетели, – и посмотрел на Всеволода:

– Я могу продолжать?

– Можешь, – разрешил Всеволод Аркадьевич.

– Итак, еще говорят, что великий князь – человек образцового поведения, как в жизни, так и в семье…

– Это кто тебе сказал, Шах? – усмехнулся Огонь-Догановский.

– Вот именно, Шах, – просто ответил Павел Иванович. – Но со слов бывшего министра внутренних дел графа Лорис-Меликова.

– Этому господину можно верить, – так отозвался о бывшем министре Долгоруков. – Хорошо, Павел Иванович. Давай сейчас о семье великого князя. И как можно подробнее, с деталями.

– Хорошо… Его Императорское Высочество Михаил Николаевич женился в августе одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года на семнадцатилетней маркграфине Цецилии Августе, младшей дочери великого герцога Баденского Леопольда и великой герцогини Баденской Софии Вильгемины, урожденной принцессы Шведской. К тому времени Цецилия Августа приняла православие и стала именоваться великой княгиней Ольгой Федоровной. Она настоящая красавица и по сей день, прекрасная мать, и великий князь просто не чает в ней души. Вообще, как говорят в Петербурге, смысл жизни для Михаила Николаевича – это Кавказ и его супруга…

– Ну, про Кавказ мы знаем: двадцать лет наместник на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией, покоритель Чечни и Дагестана, победитель Мухтара-паши на Аладжинских высотах и завершитель Кавказской войны, – заговорил Всеволод Аркадьевич, воспользовавшись паузой в докладе Давыдовского. – После чего получил чин генерал-фельдмаршала. Но Кавказ у него пять лет назад отобрали завистники. Стало быть, остался один смысл в его жизни – Цецилия Августа.

– Получается, что так, – отозвался Павел Иванович.

– То есть великий князь до сих пор любит свою супругу? – спросил Огонь-Догановский.

– Да, – просто ответил Давыдовский.

– Раз любит, значит, не изменяет, – заметил Долгоруков.

– Точно! – неожиданно встрял Ленчик. – Когда тебе нравится, ну, сильно нравится какая-нибудь девица, то на других даже не смотришь. – Он обвел взглядом своих товарищей и добавил, как бы поясняя только что высказанное вслух: – Глаза просто других как-то не замечают. Сами…

– Ага, – иронически поддакнул ему Огонь-Догановский. – Сами не замечают…

Остальные промолчали.

– Стало быть, наш многоуважаемый великий князь не имеет любовниц, – заключил Неофитов с легкой печалью. – И на этом его не взять.

– Честный, порядочный, благородный, любящий жену и детей… – пробурчал себе под нос Алексей Васильевич. – Просто не за что зацепиться.

– Ой ли? – хитро посмотрел на Огонь-Догановского Сева. – А ежели присмотреться попристальней?

– Во что? – спросил Давыдовский.

– В то, что он честный, порядочный, благородный и любящий жену и детей, – ответил Всеволод Аркадьевич. – Особенно в то, что он – любящий муж и отец. Ведь это все струны, на которых можно играть. Ежели, конечно, их правильно настроить.

– Точно! – воскликнул Ленчик.

– Я понял, – сказал Африканыч. – Главная слабость нашего фигуранта в том, что он любит жену. Любит…

– Ну, конечно, – посмотрел на Африканыча Долгоруков. – Любовь – это, конечно, трогательно, прекрасно. Но с другой-то стороны, любовь есть величайшая человеческая слабость. Ради нее уже понаделано столько глупостей и ошибок! И еще будут делаться, покудова на Земле существуют мужчины и женщины. Ведь мужчина, любящий женщину, пойдет ради нее на все…

Какое-то время все молчали.

Сева, конечно, был прав: любовь – самое сильное человеческое чувство, самая звучная струна души, на которой можно успешно играть музыканту, хорошо знающему свой инструмент. Конечно, было в этом что-то циничное и не очень порядочное, но, как сказал Африканыч, все это издержки их профессии. И ежели они не хотят оставить ее, надобно принимать решения, не всегда согласные с общечеловеческими ценностями…

– Так, Павел, давай-ка о маркграфине Цецилии Августе, то бишь великой княгине Ольге Федоровне, – прервал молчание Всеволод Аркадьевич на правах старшего. – Подробнейшим образом…