Читать книгу "Мания расследования - Елена Топильская"

Немного придя в себя, я, естественно, пошла сплетничать к другу и коллеге Горчакову. Тот сидел грустный, перебирал свои бумажки и явно скучал по Зое.

Для поддержания беседы я начала как раз с проблемы его отношений с Зоей.

— Кто из вас взбрыкнул? — спросила я. Лешка пожал плечами.

— Наверное, я, — вяло сказал он. — Не хватает меня уже на двух женщин. С одной бы справиться.

— В каком смысле «не хватает»? — уточнила я. — Сексуальная мощь уже не та?

— Нет, с этим как раз проблем нет, — Лешка, как всегда, был уверен в себе гораздо больше, чем того требовали приличия. — Души не хватает. Понимаешь, проведу время с Зоей, домой приду, Ленке слова сказать не могу. Поем и ложусь зубами к стенке. А если в выходные с женой дружу, то на Зою потом смотреть не могу. А она это чувствует и бесится.

— А ты, как честный человек, не желаешь усыплять ее бдительность?

— Не желаю. Старый я стал, наверное. Мне уже их обеих не хочется.

— А чего хочется?

— Работать. Я стал в выходные сюда сбегать, в прокуратуру. Сижу один, тихо так, никто на мозги не капает, Ленка не мельтешится, Зойка не клубится, благодать. По детям только скучаю.

Он сказал это так грустно, что у меня сердце защемило; я вспомнила, что мы ведь с Лешкой пришли на работу в один день, только он на полчаса раньше, были молодые, неугомонные, носились колбасой, подзаряжались от сильных эмоций. А теперь Лешка безрадостно признается мне, что стал уставать от бурной личной жизни, да и я тоже прибилась к тихому берегу и наслаждаюсь этим. Тех африканских страстей, в которых я существовала много лет, сейчас бы мне уже не пережить. Наверное, всему свое время.

Горчаков аккуратно сложил свои бумажки, встал и, обойдя стол, присел рядом со мной.

— Маш, ты вот заметила, что следователи и оперативники очень часто несчастливы в личной жизни?

— Трудно этого не заметить с моим анамнезом: развод, служебные романы.

— А знаешь, почему?

— Тоже мне, бином Ньютона! Потому что мы все время на работе.

— Ну и что? — возразил Лешка. — Моряки дальнего плавания тоже все время на работе, а жены их любят и ждут.

— Ну, и почему же?

— Потому что мы по работе своей варимся в таких страстях, такие драмы наблюдаем, что нам потом в обычной жизни многое кажется пресным.

— Да? — я задумалась. — А мне кажется, это потому, что мы не остаемся равнодушными к тем страстям, которые разыгрываются по нашим делам. Мы сами в этих страстях участвуем, пусть невольно, душу отдаем, и на свою собственную личную жизнь ничего не остается.

— Может, ты и права, — задумчиво сказал Лешка, и я потрепала его склоненную голову.

— А может, и ты прав. Или мы оба правы.

— Ладно, рассказывай, как пообщалась.

Я в красках передала Горчакову почти все, детали визита в прокуратуру страшного бандита Барракуды, и в финале Лешка аж присвистнул.

— И ты в это вписалась?!

— Ну, пока нет. Я думаю… — но Лешку мои интонации не обманули.

— Вписалась, по глазам вижу! С ума сошла, дура Машка!

— Интересно, почему это я дура?

Горчаков открыл рот, видимо, собираясь сказать какую-то грубость, но передумал и рот закрыл.

— Хорошо, — сказал он устало, — давай поговорим спокойно. Ты хочешь, чтобы кто-нибудь сказал, что ты деньги от него взяла?

— Но я же не взяла, — возразила я, понимая, что он прав. Доброжелателей у меня полно, и кто-нибудь из них обязательно пустит такой слух. А не скажет, так подумает.

— Тебе что, Барракуду жалко? — продолжил Лешка. — Упыря этого, душегуба? Нашла кого жалеть. Ты что, забыла, что ему в тюрьме прогулы ставят? Он лет двадцать недосидел, так? А по справедливости ему вообще пожизненное полагается. А ты давай, давай его отмазывай!

Мне стало не по себе. Если уж Лешка меня не понимал…

— Леша, я ведь его не отмазываю от того, что он действительно совершил. Если его подставляют, а доказательства фальсифицируют, то эти люди тоже преступники.

Лешка хмыкнул:

— Да? А вот ты спроси родственников им застреленных потерпевших! Возражают ли они против того, чтобы продажные менты засадили душку Барракуду?

— Леша! При чем тут родственники потерпевших? Пусть Барракуду посадят за то, что он действительно совершил! А не подкидывают ему оружие с наркотой!

Лешка крутанулся на стуле.

— А вот я не вижу ничего ужасного в том, что ему подкинут оружие с наркотой.

— Горчаков! Как ты можешь?

— А вот представь себе — могу! Я как подумаю, что эта скотина за полмиллиона у, е, купила себе свободу, у меня печенка в трубочку сворачивается! Ну если не могут его посадить за то, что он совершил, пусть посадят за то, что операм в голову придет!

Я вскочила со стула:

— Что ты несешь?!

— Ну давай мне еще стул сломай! Совсем охренела со своим бандитом!

Горчаков демонстративно встал и пересел на свое место за столом, отделившись от меня мебелью.

— Горчаков! — я попыталась воззвать к его здравому смыслу. — Пойми: нельзя бороться с преступностью преступными методами! Если, вы боретесь с преступниками теми же методами, то чем вы лучше их?

— «Вы боретесь»? — зло сощурился Горчаков. — Ты уже себя противопоставляешь?

— Да! — заорала я. — Противопоставляю!

— И мне тоже?

— Если ты можешь сфальсифицировать доказательства, то и тебе тоже! — от волнения я запуталась в словах «противопоставляю» и «сфальсифицировать», но Горчаков даже не улыбнулся.

— А зачем ты вообще тогда пришла? От меня сочувствия не дождешься! Я считаю, что преступник должен сидеть в тюрьме! И трудовому народу безразлично, как ты его туда посадишь! А ты целуйся со своей Барракудой! Тьфу, со своим Барракудом!

Я гордо встала и пошла из кабинета, изо всех сил стараясь не показать Лешке, что в глазах у меня стоят слезы. Перед дверью я остановилась, и не оборачиваясь, потому что слезы уже текли у меня по лицу, сказала Горчакову:

— Знаешь, Леша, если следователь считает возможным подбрасывать компромат и подделывать доказательства, то это профессиональная смерть. Если ты фальсифицируешь доказательства, то будь готов к тому, что и в отношении тебя их могут сфальсифицировать.

И хлопнула дверью.

Придя к себе, я заплакала, уже не стесняясь. Наверное, это было слышно через стенку, потому что очень скоро зашуршал у себя в кабинете Горчаков, заскрипели половицы под его внушительной массой, потом он тихо, как, наверное, думал, выбрался в коридор, встал около моего кабинета и приник ухом к двери. Мое сопение и всхлипы, видимо, деморализовали его, потому что он постоял некоторое время и понесся за подкреплением в лице Зои. Через пять минут Зоя уже заскреблась в мою дверь, но я не отвечала. Никого не хотелось видеть, в том числе и Горчакова с Зоей. К тому же вахта под моими дверями, похоже, их опять сблизила, потому что, не добившись от меня отклика, они стали горячо шептаться, а потом прокрались к Лешке в кабинет и затихли. Вот тогда я вытерла слезы салфеткой, запудрила красные веки, с отвращением глядя на себя в зеркало, и пошла домой, потому что продолжать работу сегодня не имела никакого желания.