Читать книгу "Магистр - Дмитрий Дикий"

…Это большая круглая комната с низким потолком, совсем плохо освещенная и полная старых сундуков. Зачем в центре стоит большой кольцеобразный стол с чадящими бурыми свечами. Почему между свечами сидят кривые фигуры в серых балахонах, а их лица закрыты личинами с гигантскими носами, из ноздрей которых торчит трава. Кто этот человек в глухой серебряной маске и черном одеянии, в кожаном дублете, ботфортах и перчатках, сидящий в центре площадки внутри стола на высоком табурете, окруженный адской коллегией инквизиторов. Почему в помещении тихо, воздух не движется, а люди говорят громче обычного. И Карлуш спрашивает:

– С какой целью приехал ты в Рэтлскар и откуда?

Раньше на этом человеке был плащ с капюшоном, закрывающим голову. Но теперь плаща на нем нет, как нет и оружия в перевязи, а каменный жернов, на котором стоит его табурет, дергается, обращая его лицом к инквизитору, задающему вопрос. Карлуш – Верховный инквизитор. Он защищает свой город от этого человека, а тот отвечает:

– Полюбоваться красивейшим и преславнейшим городом и замком во всем Уре. С Берегов. Я приехал с Четвертого Берега.

Карлуш поворачивается к соседнему инквизитору и что-то шепчет. Тот кивает и судорожно скребет по пергаменту пером. Король уточняет:

– Это дальний путь. Акведук доходит до острова Больших песков, дальше – Пребесконечный океан, а Берега лишь за ним. Ни один человек не ступал дотоле на Акведук. Как ты перебрался через него? И зачем?

Табурет делает полный оборот и снова дергается к Верховному инквизитору. Испытуемый поправляет левый рукав, туго скрепленный заклепками из серебристого металла, и отвечает почему-то грустно:

– Все верно. Был акведук, большие пески и всегда остается пребесконечный океан. И нас несло в большой воде… – Он вздыхает и долго молчит, не обращая внимания на растущее напряжение. – Как-то перебрался. Волной прибило меня к Акведуку, а дальше уж верхом.

Карлуш дергается и бьет сухой ладошкой по столу. Он понимает: это не его ладонь, тяжелая и мясистая, на всякий случай он даже смотрит на нее. Может быть, поэтому он говорит дрожащим голосом:

– Сними же маску!

И тут король приходит в себя и снова украдкой смотрит в зеркало. Он встречается взглядом с органистом, и его бьет холодная дрожь.

Музыкант доиграл и сорвал овацию. В ней не участвовали еще два отключившихся слушателя – их тоже вынесли из Лебединой залы.

10. Путь наверх и путь назад

Дверь в Европу открылась для Винсента. Он был признателен Карлушу за многое. За то, что у короля хватило выдержки или осмотрительности не пойти по пути колесования и галер, и за то, что, взвесив на чашах своих эзотерических весов вынесенных из Лебединой залы гостей и Ратленда с его странными «дарами», он решил, что чаша Ратленда тяжелее. Это было, впрочем, и не удивительно: король, как часто случается с персонами такого ранга, был заложником своего кружка, а опасный данаец Винсент, принесший ему сугубо нематериальные подарки – музыку и дальневосточное знание, – неожиданно усилил его позицию и придал ему веса. Однако насколько свежей и увлекательной по сравнению с китайским прошлым казалась молодому музыканту эта борьба за ухо и душу Цезаря, настолько же и… малозначительной.

А пока он получил доступ к закрытой библиотеке Карлуша (даже к обеим библиотекам – в Синтре, еще времен Фердинанда, и в Лиссабоне). Ратленд постепенно расширял масштабы своих выступлений, обучался соизмерять силы и лишь изредка вставлял в концерты, проходившие с неизменными аншлагами, «ту музыку». Он даже стал подумывать, что ее не надо играть публике вовсе. Наверное, его «подростковый бунт», толком не начавшись, начал клониться к концу, а Китай наконец остался позади – во всех смыслах. Европа и без того была расшатана, и не стоило добавлять ей потрясений, хотя бы и малыми концертными дозами. Вскоре прибыли его макаоские музыканты, подтянулись музыканты местные… Винсент собрал оркестр и, базируясь в том же отеле Лоренса, выступал с этим оркестром широко – по всем Пиренеям, «далеко на севере, в Париже», сделал и марш-бросок в Германию и Австрию, где успешно покорил тамошних вагнерианцев. На Остров, где, судя по всему, находилась Агнес, пока не заглядывал. Впереди была Италия.

Теперь Ратленд редко играл сам – только если его приглашали специально. Как и принято в концертах, слушатели видели лица музыкантов, а от дирижера доставалась им лишь спина. Но слухи было не остановить, и газеты разглядели в этой лаконичной спине «дирижера-убийцу» и «демона во фраке». Правда, Винсент рецензий не читал: музыка была для него работой, он лишь служил ее будничным жрецом.

Куда бы ни приезжал молодой музыкант, везде он продолжал свои изыскания. Располагая рекомендациями людей в масках, он получал доступ в частные библиотеки и изучал редкие фолианты, ведя минимум записей и не вызывая подозрений. Музыкант и музыкант. Пусть «гениальный», пусть молодой, пусть нервные барышни обоего пола падают от его музыки в обморок и ходят разные слухи. Ведь то было возбужденное время… Правда же, это мы говорим «пусть», ибо привыкли к сенсациям, а в начале прошлого века сенсаций вроде «Ратленд-оркестра» было не так много. Пропасть лежала между теми, кто повторял рассказы о концертах, и теми, кто попадал под их воздействие. Винсент учился держать музыку под контролем.

А еще он богател. Ничто особенно не менялось в нем, не прибавлялось свидетельств преуспеяния в его одежде или жилье. Как и раньше, выглядел он достойно – простой его гардероб стоил непростых денег – и в Синтре любили говорить, что он скоро выкупит половину города (к нему часто приезжали посетители, которых он щедрою рукою поселял в дальнем крыле «Лоренса»). Однако у него не копилось ни золота, ни драгоценностей (камень цвета цин не в счет), не удосужился он обзавестись ни личным экипажем, ни даже слугами, обходился тем, что предоставлял отель, и только украсил свой красивый, но холодный гостиничный быт кабинетным роялем, который был ему нужен «для работы».

Доходы молодого дирижера были велики. Концерты Ратленд-оркестра продавались очень дорого, и музыканты терпели его тиранство лишь за благосостояние, которого добивались под его руководством. Молодой дирижер относился к деньгам легко и мог позволить себе потихоньку переводить средства на разные цели, перечислить которые за давностью лет трудно. (Сейчас это назвали бы благотворительностью, однако то была благотворительность выборочная, и о ней мы, наверное, расскажем позже.) Но себя наш герой тоже не забывал, и после двух особенно удачных концертов в Лозанне и Берне финансовая сторона жизни по большому счету перестала его беспокоить.

С концерта в Лебединой зале прошло больше года, и в Синтре установился бездеятельный декабрь. Винсент сидел за роялем в своем номере и, разложив на закрытой крышке инструмента какие-то листы и толстый том в кожаном переплете, что-то черкал при свете свечей, горевших в фортепьянных подсвечниках. В его «доме» был кабинет, но, судя по всему, он заработался, и одно занятие плавно переросло в другое. Тут открылась дверь, и в полутемную гостиную вошел представительного вида человек, по зимнему времени года и ночному времени суток одетый в плащ с низко надвинутым капюшоном. Винсент повернул голову к двери, поднялся.