Читать книгу "Избранница богов - Жан-Мишель Тибо"

Глава 20

Покой ночи нарушал только стрекот кузнечиков да чей–то шепот. Город еще не уснул. Да и сможет ли он уснуть? Фанатики–мусульмане молились на пороге Мекка Масджид — древнейшей мечети Хайдарабада. Кирпичи для ее главного свода были доставлены из самой Мекки.

Саджилис вслушалась в слова молитв. На лице ее читалось презрение. Как и все индуисты, она с молоком матери впитала ненависть к исламу. Ее предки в свое время сражались с персидскими завоевателями. Придет день, и ее потомки прогонят их из страны. А пока приспешники Магомета нарушали покой этой дивной, расшитой звездными нитями ночи.

— Пусть замолкнут! — крикнула она, обращаясь к изваянию богини Дурги.

Это был приказ. Так совпало, что как раз в этот момент голоса молящихся смолкли, но Саджилис была уверена, что

это произошло по воле богини. Она тотчас же пала ниц перед статуей божественной воительницы с разгневанным лицом.

— Я построю тебе храм на холме возле Муси. Крышу и шпили прикажу покрыть золотом, и они вознесутся над минаретами Мекка Масджид!

Самонадеянны и дерзки были ее слова: знаменитая хайдарабадская мечеть была одним из высочайших сооружений мира. В дни праздника ее посещали до десяти тысяч верующих. Но Саджилис верила в то, что обещала. Она готова была потратить миллионы рупий, лишь бы умилостивить Дургу. Принцесса долго молилась своей покровительнице. Когда же * сердце ее исполнилось благодати, она обернулась к служанкам, которые, стоя в тени, ожидали ее указаний.

— Пора, — сказала им принцесса. — Подготовьте меня.

Женщины отлично знали свое дело. Единственное, что от

них требовалось, — это всячески заботиться о красоте своей повелительницы. Все они прошли специальное обучение в течение нескольких лет. Словно ночные мотыльки, окружили они принцессу. Их ловкие руки, вооруженные гребня–j ми и кисточками, причесывали и красили ее. Действо было

| похоже на танец — они передвигались с места на место, гра-

I циозные, улыбчивые, прекрасно осознающие непрочность

J своего положения во дворце. Старание прислужниц удвои-

5 лось, когда вошла Таника, Веревка. Они боялись этой стару-

! хи, наперсницы принцессы. Таника стала заботиться о Сад-

! жилис, как только та родилась. Она была ее советчицей и,

I не задумываясь, приняла бы ради нее смерть. Ей было пять-

десят лет, но она никогда не была замужем, зато хорошо из-| учила человеческую природу и с легкостью гасила конфлик-

| ты в гареме.

Одетая в белое, с волосами, собранными в украшенную серебряными кольцами косу, она вошла в пятно света, льющегося от установленных на треножниках масляных ламп. Лицо ее было серьезным.

— Ну же, улыбнись, — попросила Саджилис. — Я ведь не для костра прихорашиваюсь!

Таника не оценила ее шутку.

— Твоя решимость меня не радует, — сказала она с сильным бенгальским акцентом.

Этот акцент становился еще заметнее, когда Таника сердилась.

— Я люблю его, — прошептала Саджилис.

— Он не твоего ранга! Он не индиец!

— Мой отец сделает его принцем. А брахманы очистят.

— Как могут наши священники очистить человека, который воспитан в традициях чужой религии? Он христианин…

Лицо Таники исказилось от отвращения. Ненависть читалась в ее черных, как гагат, глазах. Шесть лет назад англичане, то есть христиане, такие же, как и Мишель Казенов, вырезали всю ее семью. Ее отец, братья, дяди, двоюродные братья и все женщины рода были членами секты тхагов, которых европейцы нещадно уничтожали. Таника подумала об обожаемой тхагами богине Кали и ее темной силе, которой она вскормила принцессу. Недаром дворец был полон изображениями Дурги, воплощений Кали…

— Я знаю, о чем ты думаешь, и сочувствую твоему горю. За твоих родственников отомстят, я поклялась в этом Дурге–Кали в день, когда у меня впервые пошли крови, — сказала Саджилис с волнением в голосе. Однако следующие ее слова прозвучали уверенно: — Не путай друзей с врагами, Таника. Ты ведь знаешь, что господин Мишель ненавидит англичан так же сильно, как и ты.

— А еще я знаю, что он любит другую женщину!

— Не говори о ней!

— Неужели ты решила вступить в соперничество с Хирал, Блистательной?

— Да! Я отниму у нее сердце Мишеля! И ты мне в этом поможешь.

— Помогу тебе?

— Разбуди мое желание! Это единственное, что мне сейчас нужно!

Таника вздохнула. Противоречить было бесполезно. Последнее слово всегда оставалось за принцессой. И она в который раз выполнила просьбу своей упрямой воспитанницы — речи ее полились распаляющим кровь потоком:

— Ласковой рукой он прикоснется к твоим сомкнутым бедрам. Ты захочешь оттолкнуть его руку. И тогда он тебе скажет: «Что в этом плохого?» Услышав это, ты расслабишься и поддашься. Он станет ласкать тебя…

Дхама дремал в маленькой комнате, смежной с комнатой Мишеля. Он настоял на том, чтобы его разместили в этом крошечном помещении, откуда было видно, кто входит в комнату его друга. Он сидел в позе лотоса, положив на бедра саблю. Смутное ощущение надвигавшейся опасности не оставляло его. Демоны были поблизости, он это чувствовал. И это ощущение было для него мучительным. Он был достойным сыном своих суеверных предков. В те времена, когда он был послушником, сведущие в магии монахи внушили ему страх перед демонами. Если бы он не решил порвать с монастырской жизнью, возможно, научился бы даже управлять ими. Демонов в буддизме было предостаточно, и некоторых, ощеривших в жутких гримасах клыки, ему доводилось видеть. Но индуистские асуры, ракшасы и пишачи были куда страшнее!

В этот час раздумий и сомнений Дхама, пожалуй, сожалел о том, что не пребывает теперь в крохотной келье в высокогорном гималайском храме… Ради чего, скажите на милость, сидит он сейчас на этом вышитом ковре в облачении воина? Чего ждет от жизни? У него нет ни жены, ни детей. Зато есть друг. Ради дружбы с Мишелем он здесь, из–за этой дружбы никогда не вернется в Тибет. Дхама знал, что Мишель уважает и любит его, поэтому был готов ради друга пожертвовать жизнью.

Он посмотрел в окно, обрамленное витыми колоннами, капители которых тонули в украшенном лепкой потолке.

Он слышал, как дышит камень. Его инстинкты проснулись. Взгляд Дхамы остановился на инкрустированной перламутром кедровой двери.

Кто–то пришел.

С кошачьей гибкостью он вскочил на ноги, придерживая саблю, чтобы она не упала и шум не спугнул незваного гостя. Сабля жила своей собственной жизнью, она успела вкусить вражеской крови. Дхама ощутил прилив силы, которая управляла его рукой в самых яростных сражениях.

— Подожди еще немного, — прошептал монах, прижимая оружие к груди и обращаясь к нему, словно к живому человеку.