Читать книгу "Последняя обойма - Анатолий Гончар"

— Ну, я же не говорю…

— Погоди, ты меня недослушал, — капитан выпрямился и осторожно привалился спиной к горячей стене. — Суть не в том, кто и как убивает, а кто больший негодяй и изверг. И ещё надо помнить, что война сама по себе кровь и грязь. Каждый, кто твердит, что есть гуманные и негуманные войны, гуманное и негуманное оружие, по меньшей мере — лицемер.

— Да, агитировать ты мастер! — Крикунов с уважением покачал головой.

— Угу, — согласился Атясов и продолжил: — Скажи, разве может быть оружие гуманным?

Оба сидевших в парилке старлея, одновременно подняв руки, покрутили пальцами у виска.

— Вот и я о том же, но мировое сообщество всерьез призывает запретить оружие негуманное и, более того, определяет, какое оружие гуманно, а какое негуманно. Но разве есть какая-то разница между тем, выпустит противник три снаряда и разрушит деревушку, или же он выпустит шесть, но с тем же итоговым результатом? Возрастут лишь затраты, война затянется, и в итоге, когда, наконец, наступит долгожданная победа, и не важно чья, все будут жить хуже.

— Что-то мы не туда поехали, — вмешался в разговор дотоле молчавший Кузнецов. — Начали за Чечню, закончили мировым сообществом.

— Да я всё это к тому, что люди остаются такими, какими их воспитывает общество, их окружающее. Вполне возможно, что чечены не хуже и не лучше других народов. Во всяком случае, они такие как есть, со своими бзиками и моралью и, естественно, они поступают сообразно своему воспитанию. Меня самого коробят проявления беспричинной жестокости, издевательств, пыток. Разве я не вытаскивал истерзанные тела летчиков? Разве не находил изрезанное буквально на куски тело солдата внутренних войск с выколотыми глазами, с отрезанными ушами и гениталиями, с вырезанным на остатках груди крестом? Вот это сделали настоящие звери, и к таким у меня нет и не будет ни капли жалости. А казнь, если это действительно казнь, а не способ поглумиться над беззащитными… — на мгновение капитан умолк, давая возможность сидевшим рядом командирам групп осмыслить сказанное, — вправе ли я обвинять сделавших это по своему обычаю?

— Так что же, эти сволочи, — Крикунов кивнул головой в сторону двери, имея в виду тех, кто сегодня на его глазах, пусть и по телевизору, резал беззащитных пленников, — должны быть расцелованы и прощены?

— Ты меня не понял! Твари, которые, гордясь, снимаются на фоне агонии своих жертв, уже перестали быть людьми, и не заслуживают ничего, кроме смерти! — Атясов замолчал, и на некоторое время в парилке установилась тишина.

— Давайте что ли ещё разок парку, и на выход! — предложил Кузнецов и, не дожидаясь чьего-либо согласия, спустился на пол, взял кружку, и от души зачерпнув горячей водицы, плесканул её на пышущие жаром камни. Огромное белое облако рванулось вверх, сметая с верхней полки и развалившегося Атясова и всё еще играющего желваками Крикунова.

— Чёрт, хоть бы предупредил! — уже стоя на полу, беззлобно выругавшийся капитан после нескольких секунд замешательства вновь полез на верхнюю полку. Следуя его примеру, стали подниматься и остальные.

— Война — это, конечно, по большей части действительно кровь, — снова вернулся к прерванной теме заместитель командира роты. — Но вместе с тем она же порождает и величие духа, и стремление к свету, к справедливости. Жаль, что у каждой стороны эти устремления имеют разные векторы движения.

— О боже! — не выдержал Олег. — Антон, ты сюда скоро и высшую математику приплетёшь!

— А что, — улыбаясь, развел руками Атясов, — я могу. А ещё я стихи знаю…

— Давай читай, мы все внимание, — всё еще пригибаясь от нещадно обжигающего уши пара, дурашливо попросил Кузнецов.

— Тогда слушайте. Стихотворение «Ветер», слова народные.

Антон распрямил плечи, гордо задрал подбородок и, ощутив ушами влажный жар, начал декламировать: — Ветер пулю так относит…

— Стоп, стоп! Это мы и сами знаем! Ты что-нибудь новенькое прочти.

— Новенького я ничего не помню! — ощутив, что ему становится чересчур жарковато, Атясов спустился на одну полку ниже, но уходить из бани пока не спешил.

— Нет, так не пойдёт, обещал — читай! — дурачились командиры групп. — Иначе запрём тебя в этой бане навечно.

— Навечно не получится, со следующего БЗ придёте — сами откроете, — философски рассудил Антон и, подмигнув совсем осоловевшему от жары Крикунову, улыбнулся. — Будет вам стишок, слушайте и мучайтесь:

Русский бунт, кровавый бунт,

Беспощадный в своей ярости.

Воля, вырвавшаяся из пут.

Защити нас, Господь, пожалуйста!

И тут же без всякого перехода:

И в речных оголяясь зорях,

Умываясь водой пенной,

Вновь я буду с тобой спорить,

Утопая в крови венной…

— Это ты к чему? — оторопело уставился на капитана сидевший рядом с ним Крикунов.

— А кто его знает! Вылезло… — пожал плечами и впрямь не понимающий, куда это его понесло, Атясов.

— Ладно, мужики, пошли отсюда, а то, как бы у нас от перегрева ещё и глаза не повылазили! — предложил Олег, и сам первым выскочил из пышущего жаром помещения в прохладный предбанник.

Когда они входили в парилку второй раз, к ним присоединился пришедший с совещания командир роты, и постепенно как-то сам собой разговор перешёл на крайнее боевое задание.

— Так, значит это Димарик схрон обнаружил? — командир роты только перед самым началом совещания приехал из Ханкалы и был ещё не в курсе всех подробностей.

— Да, — подтвердил информацию Кузнецов. — Только он нашел не собственно схрон, а увидел на земле небольшую кучку муки. Похоже, тайник пополняли, или наоборот, разгружали, совсем недавно, уже после дождя.

— Я же говорил, — майор победно взглянул на закрывшего глаза Олега, — что Димарик собирает кучу нужных и ненужных вещей, надо только суметь в этой куче разобраться. Глаз у него остер, слух лучше любого, и слышит он не все подряд, а только то, что нужно. Теперь-то ты, надеюсь, это понял?

— Понял, особенно после того, как он миноискателем облака разминировал.

— Это ты зря! — заступился за Маркитанова заместитель командира роты. — Если бы он не задрал его выше головы, мы бы с тобой сейчас тут не сидели!

— Ага, точно, да это только невероятная случайность, что он услышал писк в наушниках, прежде чем смахнул миноискателем провод.

— Случайность — это непознанная закономерность! — голосом убежденного философа пробасил до этого не вмешивавшийся в их разговор Крикунов.

— Я бы даже сказал не так, — ротный улыбнулся. — В случае с Димариком случайность — это как раз и есть закономерность.

— Согласен! — присоединился к выводу Гордеева командир третьей группы. Кузнецов посмотрел на довольно улыбающегося Крикунова и его прорвало.