Читать книгу "Расколотый берег - Питер Темпл"

— Что посоветуешь? — спросил Кэшин.

— Перехватить этих козлов на въезде в город. Ни риска, ни проблем.

Кэшин опять вышел из кабинета и набрал Виллани.

— Тут есть мнение, что соваться с этим в Даунт можно только на армейском вездеходе — натуральный, в общем, «Черный ястреб».[24]Хопгуд считает, что проще перехватить их на въезде. Я бы к нему прислушался.

Виллани грустно вздохнул:

— Уверен?

— Кто его знает? Когда я был мальчишкой, Даунт был совсем другим.

— Джо, комиссар меня замочит.

Кэшину сейчас больше всего хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда.

— Ты не преувеличиваешь? — спросил он. — Всего-навсего три пацана в пикапе. Что здесь сложного?

— А кто по телевизору будет объяснять, что случилось с родственником Бобби Уолша?

— Не я, — ответил Кэшин. — Я спрячусь в шкафу, и пусть этот твой Дав отдувается.

— Да пошел ты, — беззлобно сказал Виллани. — Это я так, любя. Ладно, давайте.

Кэшин передал беседу Хопгуду.

— Разумно, — ответил тот, по-прежнему глядя в окно. — Ну наконец-то.

— Они присылают нам одного. Комиссар хочет, чтобы здесь поработал офицер из аборигенов.

— Как будто своих мало, — сказал Хопгуд. — На кой нам еще одна черная морда?

— Посидеть можно? — спросил Кэшин.

Хопгуд улыбнулся, обнажив передние зубы со щербинкой посредине.

— Что, мы уже устали? Шел бы на пенсию, старая ты рухлядь. Поехал бы куда-нибудь, погрелся.

Кэшин усилием воли заставил мускулы лица не дрогнуть, посмотрел в окно, помолчал, посчитал про себя. Ничего, придет еще день, час, минута. Наступит еще миг.

* * *

Царил обычный беспорядок: сдвинутые столы, разбросанные папки, немытые кружки на сушилке. Кто-то задвинул в угол сумку с семью клюшками для гольфа, собранными из разных комплектов.

Кэшин как раз доедал кусок пирога, дешевой мясной размазни, когда дверь открылась и Хопгуд пропустил вперед Дава.

— Наблюдатель прибыл, — объявил он и исчез.

Даву оказалось чуть за тридцать. Это был высокий худощавый мужчина с коротко стриженными, точно у наемного убийцы, светло-каштановыми волосами, в круглых очках без оправы. Он положил свой кейс на стол, и новые знакомые пожали друг другу руки.

— Начальство хочет, чтобы при аресте племянника Бобби Уолша присутствовал коренной, вот меня и прислали, — произнес Дав сипло, как будто его ударили по адамову яблоку.

— Яснее не скажешь, — откликнулся Кэшин.

Дав немного посмотрел на Кэшина, огляделся.

— Слышал о вас. Где мне расположиться?

— Где хотите. Ели?

— Да, перекусил по дороге. — Дав скинул черное пальто, под которым обнаружился черный же кожаный пиджак. — Отдохнуть надо, пожалуй, — сказал он, открывая кейс.

Кэшин не имел ничего против. Он завернул остатки пирога в бумагу, сунул их в мусорную корзину и вернулся к «Ностромо»[25]Джозефа Конрада. Он и сам не понимал, для чего стремился прочесть все его книги. Может быть, потому, что Винченция рассказывала об этом Конраде, поляке по происхождению, который выучился писать по-английски. Кэшин подумал, что как раз такая книга ему и нужна, — и писатель, и читатель оказывались как бы на чужой территории.

Зазвонил его мобильник. Это опять была мать.

— Майкл еще раз позвонил, — сказала она.

— Сиб, мы тут запарились немножко. Будет время — позвоню, ладно?

— Мне как-то неспокойно, Джо. Ты же знаешь, я без повода никогда…

Кэшин хотел было подтвердить, что да, прекрасно знает, но она продолжила:

— Позвони прямо сейчас, Джо. Минутное ведь дело! Позвони быстренько, и все.

— Ладно-ладно, позвоню. Честное слово.

— Вот и молодчина! Спасибо тебе, Джозеф!

Позвонить Майклу… Майкл навестил его в больнице, один раз. Он так и простоял у окна, разговаривая оттуда, ответил на три телефонных звонка и сам кому-то позвонил. Уходя, он бросил: «Опасная у тебя работенка вообще-то». И улыбнулся противной улыбочкой начальника, как бы намекая: «Ближе все равно не подойду. Может, когда-нибудь придется с тобой расстаться».

Хопгуд просунул голову в дверь:

— Звонил Кобхем, с заправки «Бритиш петролеум». В машине трое.

Заправка была в ста сорока километрах от участка.

Кэшин вышел пройтись, купил сигарет, снова поддавшись искушению. Вечер выдался холодный, капли дождя косо летели под западным ветром, последние листья как будто заигрывали с обрывками газет в свете уличных фонарей. Он закурил и зашагал мимо построенных из базальта домов, миновал мрачное здание суда, где молодые люди частенько обретали не желавших их знать отцов, завернул за угол, начал подниматься вверх по склону, мимо темных магазинов к бывшему зданию Банка Содружества, где теперь разместились лавка, торговавшая цветами и сувенирами, и туристическое агентство.

Здесь, на холмах Кромарти, в девятнадцатом веке выросли каменные и кирпичные дома первых местных богатеев — торговцев зерном и шерстью, оптовиков, владельцев мельницы, пивоварен, литейных мастерских, заводика, где делали джутовые мешки, ледников, завода по разливу минеральной воды, крупных землевладельцев, докторов и юристов.

В детстве каждая поездка в город становилась для Кэшина событием. Выезжали они в субботу утром в «кингсвуде», отец всегда с порезами от бритвы, зачесанными назад черными блестящими волосами, а мать — в особенном платье, которое она надевала только в город. Кэшину вспомнилось, как она гладила отца по затылку рукой с ярко-розовым маникюром.

Он снова завернул за угол, у паба «Регент», из-за желтых окон которого раздавался шум, словно там не переставая бились волны. Когда с магазинами и покупками бывало покончено, Мик Кэшин и его брат Лен заглядывали в «Регент», перед тем как возвращаться домой. Он высаживал Сибил с мальчишками на берегу, а сам отправлялся в паб. В маленьком ларьке они покупали чипсы, шли на длинный пирс и глазели на лодки и рыбаков. Потом возвращались по той самой улице, по которой он шагал сейчас. Кэшин вспоминал, что Майкл всегда держался особняком, плелся позади, не пропускал ни одной витрины. Машину было нечего искать — она всегда стояла где-нибудь возле паба. Они садились и ждали Мика Кэшина. Майкл брал с собой учебники, делал домашнее задание, чаще всего математику. Мать читала вслух загадки из книжки — Джо их просто обожал, помнил наизусть все до единой. Майкл был выше этого.