Читать книгу "Убийство в доме викария - Агата Кристи"

– Вы смеетесь, душечка, – сказала мисс Марпл, – аведь это не такой уж плохой способ добраться до истины. На самом-то деле этоинтуиция, как нынче говорят, как будто это бог весть какое чудо! Интуиция – этокак привычка читать слова, не складывая их по буковкам. Дитя этого не умеет – унего слишком мало опыта. Но взрослый человек узнает слово с первого взгляда,потому что видел его сотни раз. Вы понимаете, что я хочу сказать, викарий?

– Да, – задумчиво протянул я. – Мне кажется, яуловил смысл. Вы хотите сказать, что, если одно событие напоминает вам какое-тодругое событие, значит, это явление одного порядка.

– Совершенно верно.

– А о чем же, позвольте узнать, напоминает вам убийствополковника Протеро?

Мисс Марпл вздохнула:

– В том-то вся трудность, что на ум приходит сразу столькопохожих случаев. Например, был такой майор Харгривз, церковный староста,человек весьма уважаемый и достойный. И все это время он, оказалось, жил на двадома – содержал бывшую горничную, вы только подумайте! И пятеро ребятишек,целых пятеро, – это был ужасный удар для его жены и дочери.

Я попытался вообразить полковника Протеро в роли тайногогрешника, но это было выше моих сил.

– Или взять еще случай с прачечной, – продолжала миссМарпл. – Мисс Хартнелл такая неосмотрительная – забыла в блузке с оборкамиопаловую брошку, да так и отослала в прачечную. А женщина, которая ее взяла,вовсе не была воровкой, ей эта брошка была ни к чему. Она просто спряталаброшку в доме у другой женщины и донесла в полицию, что эта особа ее украла.Все по злобе, только бы насолить человеку. Ненависть – поразительный мотив.Разумеется, в этом был замешан мужчина. Как всегда.

На этот раз я не сумел разглядеть ни малейшего, дажеотдаленного сходства с нашим делом.

– А то еще дочка бедняги Эльвелла – такое прелестное эфирноесоздание – пыталась задушить своего меньшого братца. И случай с деньгами,которые собрали на пикник для мальчиков из хора (это еще до вас было,викарий), – их взял органист, просто взял. Жена его запуталась в долгах,как ни печально. Да, этот случай приводит на память столько других – слишкоммного, слишком. До правды докопаться очень трудно.

– Мне бы хотелось узнать, – сказал я, – кто этисемь человек, которых вы подозреваете?

– Семь человек, которых я подозреваю?

– Вы сказали, что можете назвать семь человек, которые...в общем, которые будут рады смерти полковника Протеро.

– Да что вы? Ах да, припоминаю.

– И это правда?

– О, разумеется, чистая правда. Но мне не пристало называтьимена. Вы сами легко можете их назвать. Я в этом совершенно уверена.

– Уверяю вас, что я о них понятия не имею. Разве что ЛетицияПротеро – только потому, что она, вероятно, получит наследство после смертиотца. Но подозревать ее в этом нелепо, а кроме нее, мне вообще никто неприходит на ум.

– А вам, душечка? – спросила мисс Марпл, обращаясь кГризельде.

К моему удивлению, моя жена покраснела. В глазах у неепоявился подозрительный блеск, очень похожий на блеск слез. Она сжала обе рукив кулачки.

– О! – возмущенно вскричала она. – Люди такотвратительны! Ужасно! Что они болтают! Какие низости они могут выдумать...

Я смотрел на нее с интересом. Подобные вспышки совершенно нев характере Гризельды. Она поймала мой взгляд и попыталась улыбнуться.

– Не смотри на меня так, будто я диковинная букашка, которуюты никогда не видел, Лен. Давайте не будем попусту горячиться и отвлекаться оттемы, ладно? Я не верю, что виноват Лоуренс или Анна, а о Летиции вообще речибыть не может. Нужно найти хоть какую-нибудь улику, которая наведет нас наслед.

– Конечно, записка очень странная, – сказала миссМарпл. – Помните, я еще утром сказала, что меня поразило некотороенесоответствие.

– Насколько я понимаю, записка с замечательной точностьюуказывает время совершения преступления, – сказал я. – Но ведь этовряд ли возможно? Миссис Протеро только что вышла из кабинета. Она едва лиуспела даже дойти до мастерской. Я могу представить только одно объяснение –убийца, должно быть, посмотрел на свои часы, а они сильно отставали. Этоединственное, что приходит мне в голову.

– А у меня другая мысль, – сказала Гризельда. –Что, если часы уже были переведены назад – нет, это то же самое – какая ябестолочь!

– Когда я уходил, они не были переведены, помню, я посмотрелна свои карманные часы. Но ты права – к нашей теме это никакого отношения неимеет.

– А вы как думаете, мисс Марпл? – спросила Гризельда.

– Милочка, признаюсь, что я думала вовсе не об этом. Мнепоказалось очень любопытным с самого начала то, что было написано в записке.

– А я этого не нахожу, – заметил я. – ПолковникПротеро просто написал, что больше не может ждать...

– В двадцать минут седьмого? – возразила миссМарпл. – Ваша служанка Мэри предупредила его, что вы вернетесь не раньшеполовины седьмого, и он как будто согласился подождать. И вот в двадцать минутседьмого он садится и пишет, что «больше ждать не может».

Я во все глаза смотрел на старую даму, проникаясь всебольшим уважением к остроте ее ума. Она с необычайной проницательностьюобратила внимание на то, что все мы проглядели. Это и вправду было странно,чрезвычайно странно.

– Да, – сказал я, – но если бы сверху не былопроставлено время...

Мисс Марпл кивнула.

– Вот-вот, – сказала она, – если бы там не стояловремя!

Я попробовал припомнить то, что видел своими глазами: листпочтовой бумаги с неровными строчками, а сверху аккуратно выведено «18.20».Несомненно, эти цифры были совсем не похожи на остальные каракули. Я ахнул.

– А что, если никакого времени там не былообозначено? – сказал я. – Предположим, полковнику Протеро где-тооколо шести тридцати надоело ждать, и он сел писать записку. И пока он сидел застолом и писал, кто-то проник через окно и...

– Или вошел в дверь, – перебила Гризельда.

– Он бы услышал скрип двери и поднял голову.

– Полковник Протеро был глуховат, как вы, должно быть, помните, –сказала мисс Марпл.

– Да, вы правы. Он все равно не услышал бы. Но неважно, какубийца проник в комнату, – он подкрался к полковнику Протеро и застрелилего. Потом увидел записку и часы, и у него родилась идея. Он написал сверху написьме «18.20», а часы перевел на восемнадцать двадцать две. Это былаостроумная мысль. Он создал себе, по крайней мере так он полагал, железноеалиби.