Читать книгу "Взлетная полоса - Фридрих Незнанский"

– Ну и что в итоге вышло с броненосцем?

– А, херня. Засняли его с двух ракурсов, мокрого, а движения анимацией подрисовали. В ролике шпарит он как миленький, рассекая песок, а потом в облаке песка за ним появляется крутой внедорожник…

Бородатого толстяка мало волновали привычки и облик броненосцев. Его притягивало личико рекламной звездульки, измененное гримом в сторону большей выразительности. Жемчужно-бледная кожа, опушенные веерами ресниц глаза, маленький до безволия подбородок, крупные губы… Эти губы в течение последнего получаса ни минуты не оставались в покое: актрисочка говорила, говорила и говорила. Распоряжалась. Дерзила. Жаловалась…

– Какого хрена ты заменил Жанну этой сопливкой? – доверительно поинтересовался Шершнев.

– Я бы не заменил! Но разве ты не слышал, что Жанна…

Теперь бородач зашептал что-то на ухо Шершневу, круглые очки которого самопроизвольно полезли на лоб.

– А-а, – с уважением и некоторым благоговейным ужасом протянул Шершнев, – тогда другое дело. Как ты думаешь, это нарочно, да?

– Случайно такие вещи не происходят.

– Нет, ну я в смысле, это было направлено против «Гаррисон Райт»?

– Если даже и было направлено, то чего они добились? Одну актрису заменили другой, только и всего.

– Но ты смотри, не вышло бы шухера. Французы ведь Жанну утверждали? Смотри, клиенты таких подмен ох до чего не любят. Клиент – создание нервное и своенравное, как кисейная барышня в климаксе.

– А у нас гарантийное письмо. Мы оговариваем возможность замены.

– Ну смотри.

– А чего мне смотреть? Пусть бдят вышестоящие…

Молодая, но уже приобретающая известность как звезда сериалов актриса то ли нервничала перед съемками, то ли действительно старалась продемонстрировать собственную важность. Сначала просила стакан лимонада, уверяя, что у нее пересохло в горле и голос совсем пропал, хотя в кадре ей не придется произносить ни звука. Потом была эта история с туфлями… Теперь ее пугала нависающая над ней громада моушена.

– А эта шту-ука безопа-асна? – протянула актриса инфантильным голоском.

– Ну чтоб совсем безопасна – так не бывает. Рухнуть и приплюснуть может за милую душу, – с подчеркнутым спокойствием отозвался Шершнев. – Но вы – Марина?.. – Мариночка, не волнуйтесь, на этот случай, по технике безопасности, рядом с моушеном обязан дежурить наш человек. Вот видите, тот, который стоит возле красной кнопки? В случае опасности он подставит свое могучее плечо, и с вашей очаровательной головы даже волос не упадет.

Звездулька Марина захлопала своими выразительными ресницами, которые наверняка очень трогательно смотрелись в сериалах. Голова у нее и впрямь была очаровательная, но, по мнению арт-директора, скорее красивая, чем умная. Ему показалось, Марина вряд ли поняла, что Шершнев шутит… Но с какой стати арт-директору вмешиваться? Пусть Шершнев сам разбирается со своими шуточками. Арт-директору тоже захотелось пошутить. Поделиться, в свою очередь, случаем из жизни.

– Помню, как в начале девяностых прихожу это я на «Центрнаучфильм», – совершенно в шершневском духе продолжил он. – Спрашиваю: «Можете снять для нас рекламный ролик?» Они отвечают: «Можем. Сколько частей?»

Шершнев, которому не надо было объяснять, что одна часть составляет десять минут, сдержанно посмеялся.

Место продюсера возле актрисы занял режиссер, который отнесся к Марине, как скульптор к глиняной статуе. Безжалостно гнул ее, выкручивал ей шею, разворачивал в нужном ракурсе лицо. Лицо от этих манипуляций приобрело страдальческое выражение, что прибавило ему благородства.

– А теперь улыбочку! – садоэротически скомандовал режиссер.

Марина искривила губы в улыбке.

– Не то, не то! Мягче! Выражай наслаждение! Ты наслаждаешься!

Марина с искривленной, как у повешенного, шеей пыталась выразить наслаждение.

– Уже ближе! Уже почти то! – не унимался режиссер. – Молодец, Мариночка! Поняла?

Марина собралась кивнуть, но кивать было нельзя, и в знак согласия она всего лишь полуприкрыла глаза. Режиссер отступил на пару шагов и критически оценил свое произведение. Должно быть, Леонардо так смотрел на «Джоконду», решая: не надо ли побольше открыть ей рот, показав в улыбке зубы?

– То, что надо, – вынес вердикт режиссер. – Марина, ты все поняла? Теперь то же самое, но в динамике. Сначала у тебя угнетенное выражение лица. Будничное, расслабленное. Уголки губ опущены – тебе чего-то не хватает. Представь, что у тебя давно не было мужика, что ты хочешь есть…

– А я в самом деле голодная…

– После съемок пожрешь! – прикрикнул режиссер. – Ну и артисты пошли, только и мыслей что о желудке! То ли дело – Качалов, Ермолова, Юрий Никулин… Ну ладно. Твои желания подавлены – отсюда трагизм. Ты наклоняешь голову, в этот момент к тебе подлетает анимашка… И ты преображаешься! Твое лицо расцветает! О голове не забывай: делай так, как я показывал. Ну, поехали!

С этим гагаринским восклицанием режиссер отступил в тень, присоединившись к арт-директору и продюсеру. Актриса напустила на себя сдержанный трагизм, выразив тем самым первую степень готовности. Оператор удалился к дальней стене комнаты, к компьютеру, с которого управлял движениями моушена… И в ту же минуту нормальную рабочую атмосферу съемочной площадки разорвал пополам отчаянный крик.

– Ну что-о-о такое? – раненым изюбрем взревел режиссер. – Марина, почему не работаем? Ну-ка, живо, мордочку повыразительней!

– Он отошел! – взвизгнула Марина.

– Что, кто, куда отошел?

– Человек! Который должен держать вашу падающую башню!

Режиссер посмотрел на актрису, как на маленькую девочку, которой нужно каким-то образом растолковать, что в темной комнате не водятся буки и бяки.

– Марина, моушен не падает. Это его нормальное положение.

– Нет, не нормальное! Я же вижу, что он сейчас упадет.

– Марина, за все время моей работы в рекламном бизнесе не было случая, чтобы моушен упал.

– Но ваш продюсер сказал только что…

– Гос-споди, – простонал режиссер, – прикончите меня кто-нибудь! Шершнев, объясни этой дуре, что это всё твои приколы.

Попытка объяснения затянулась. В глазах Марины было явственно написано, что она ни на грош не верит Шершневу и считает, что он по нечаянности выдал служебную тайну, а теперь пытается запудрить потенциальной жертве мозги. Съемочное время между тем шло, денежки капали… Все завершилось тем, что Шершнев и арт-директор, точно стражи у средневековых ворот, вытянулись по обе стороны моушена. Арт-директор то и дело задирал голову, пугливо озирая конструкцию, напоминающую гибрид Пизанской и Эйфелевой башни… Он мог понять Марину. Поверить в устойчивость моушена было нелегко.