Читать книгу "Клинок трех царств - Елизавета Алексеевна Дворецкая"

же день, когда явились на княжий двор Олеговой горы. Мистины и его родичей не было, но зато был Вуефаст с двумя сыновьями – старшим и младшим. Выбрав время, он объявил о предстоящем обручении в доме невесты и пригласил родичей.

– Про свадьбу мы сговорились вчера со Свенельдичем. Да, про меньшого.

– Слыхал я – меньшой ваш вояка изрядный! – засмеялся Асмунд. – Таким гвоздилой[43] себя показал, шум по всему городу!

– Вольно ж ему взбесяся бегать за невесть какими девками, когда нам самую лучшую в Киеве девку отдают без всякой беготни! – с довольным видом объявил Вуефаст. – Шалишь! Довольно! Через день сговор у нас.

Сообщить об этом семейном деле в княжеской гриднице у него имелись причины: сам Святослав был троюродным братом Витляны, и союз двух влиятельных бояр заключался при его одобрении. С этим браком Вуефаст входил в круг княжеской родни. До того Мистина, муж княгининой сестры, имел перед ним преимущество, теперь же они делались равны. Святослав тоже видел пользу в том, чтобы приобрести родство с Угоровичами, а через них – со старым полянским боярством, которое было привержено больше к его благоразумной матери, чем к нему. В таком положении от жениха и невесты требовалась лишь освященная обычаем покорность родительской воле, более ничего.

До того за столами говорили о Хазарии, обсуждали дела хакан-бека и его данников. Немцы расспрашивали Святослава, хорошо ли ему известны пути к низовьям реки Итиль и каковы они, но утешительного узнали мало. Прямого сообщения между русами и хазарами уже давно не было.

– Господину нашему Оттону известно, что руги издавна платят дань хазарам… – сказал было Рихард.

– Русы? – Святослав с полушутливым возмущение приподнял брови. – Никогда такого не было, чтобы русы дань платили – хоть хазарам, хоть черту лысому. Русы не платили дани никому и никогда, запомните и господину своему Отто расскажите. Поляне – да, платили, но это ж было лет сто назад…

– Еще до Аскольда, – подсказал Асмунд, дядя и бывший кормилец Святослава.

– А как Аскольд с дружиной сюда пришел, то всё, говорит, платить отныне будете мне. Вот приходит осень, едут хазары сюда, в Киев, за своей данью. Выезжает им навстречу Аскольд с дружиной. Они ему: ты кто такой? А он: я нынче князь киевский! Они ему: коли ты князь, то давай нашу дань! А он им вот так меч показывает, – Святослав привычным движением показал невидимый меч, якобы висевший сбоку на плечевой перевязи, – и говорит: вот этого не хотите?

Гриди и бояре за столами дружно засмеялись: этому преданию и правда было лет сто, все знали его с детства, но рады были услышать его снова, особенно когда его не бабка рассказывает внучатам, а сам князь, сокол русский, каким-то залетным немцам.

– Вот вам наша дань, мол, другой не будет! Ну, они посмотрели мечи, макушки свои бритые почесали, – закончил Святослав. – Пришли обратно к хакан-беку своему и говорят: недобрую дань нам предлагали, мы было добыли ее мечами, острыми с одной стороны, а у них мечи острые с двух сторон. Кабы не вышло так, что иные земли будут русам дань платить, а то и сами мы. И ведь не соврали. Уж сколько земель нам платит дань. Придет время – и с хазар спросим. Недаром же, говорят, Аскольд, как с данью кагановой развязался, себя приказал каганом звать… К вам даже, к франкам, послов отправлял ради дружбы. Только у нас не ведают, чем то посольство кончилось.

– Едва ли короли франков признали за ним этот титул, – заметил Рихер. – Были известны лишь два кагана: хазарский и аварский. Я ничего не знаю об этом деле, но не удивился бы, если бы этих людей сочли просто… лазутчиками.

Между гридями тем временем завязался привычный разговор о преимуществах хазарского изогнутого меча в конном бою и русского прямого – в пешем; Святослав сам увлекся, и немцам не сразу удалось вернуть его к разговору о путях в Хазарию.

– Платили хазарам дань северяне и радимичи, но их родич мой Олег под свою руку взял, – рассказывал им Святослав. – Остались у них вятичи и из северян кое-кто. При Олеге торговали кияне с хазарами через Десну, Оку и Дон. Я еще ребенком застал людей, кто ездил и в Саркел, и в Каршу, и в Таматарху. Но Олег с хазарами насмерть рассорился. Его войско на Хазарское море ходило, сарацин воевать, а на возвратном пути напали на них хазары, близ Итиля, добычу хотели отнять. И погиб тогда Грим, Олегов сын. После того из Хольмгарда ходило войско на Хазарскую реку, разорили волок, и с тех пор ближние вятичи уже дани не платят, но и торга на том пути больше нет.

– Но тот путь возможен… чтобы проехать? – спросил Гримальд.

Аббат и диакон Теодор не ели мяса, а налегали на пироги и каши – в долгой дороге соскучились по хорошо приготовленной пище. Попробовав хвойного пива на молодых побегах сосны, Теодор скривился и вступил в беседу с Хрольвом Стрелком о способах его варки; так увлекся, что про хазар совсем позабыл.

– По Десне путь открыт, до Оки и Упы добраться можно, – ответил Асмунд. – Это вам у черниговцев надо справиться, у Чернонега. Они с вятичами оковскими торг ведут, должны знать. Но как с Упы на Дон выберешься, в степи, там буртасы. Вот эти если налетят, то разобьют, разграбят, и поедете туда же, в Итиль, только с веревкой на шее. Доказывай потом на рабском рынке, что приехал вере учить.

– Через Хольмгард безопаснее выйдет, хоть и дольше, – сказал Вуефаст. – Оттуда в мерю, а оттуда в булгары – с Анундовыми людьми надежно доедете. А в Булгаре искать придется тамошних людей, чтобы ехали в Итиль. Они, булгары, сами-то бохмитской веры, ну да коли поднесете дары хорошие кому надо, не обидят вас авось… По высокой воде от мери лодьи выходят, следующим летом, до осени, и доберетесь до Итиля. У Анунда небось знают, с кем столковаться и почем стоит.

Рихер и Гримальд переглянулись. Не к этой, ближайшей, а к следующей осени можно попасть в сердце Хазарии! Воистину нужно необычайное рвение и необычайная же отвага, да и выносливость, чтобы проделать такой путь и уцелеть!

– А через северян если? – предложил Хрольв. – Через Сейм и Дон?

Опять пошли споры, но немцы, не зная земель и рек, входящих в русские пределы или граничащих с ними, мало что понимали. Однако было видно, что этот разговор занимает русов еще сильнее, чем самих немцев.

– Я вижу, князь, что ты и сам немало думал о