Читать книгу "Дон Алехандро и Тайное Убежище - Инди Видум"

то, говорить или нет о них отцу. Они всегда были друг с другом откровенны, но отец посчитает ее слабой. Сколько раз он твердил, что нельзя никому позволять поселиться в сердце — это делает человека уязвимым и незащищенным. Она старалась выполнить волю отца изо всех сил, проиграла, но почему-то об этом не жалеет.

— Ты сам понимаешь, что нет, — наконец решилась она на ответ.

— Понимаю. Иначе ни за что не дал бы Контрерасу клятву, — ответил Болуарте. — Благословением Всевышнего не разбрасываются, но, если бы тебя было необходимо от него освободить, я бы не задумался. Этот вариант слишком зыбкий, я предпочел бы понадежнее. Но только потому, что не хочу рисковать тобой. Если это отбросить, то при удаче мы получаем все. Что ты можешь сказать о Контрерасе?

— Подозреваю, что настоящая его фамилия не Контрерас, — ответила Исабель. — Мне кажется, власть его особо не интересует, ему нравилась его башня, и он создавал в ней весьма комфортные для себя условия. Если бы ты знал, какая там была ванна…

Исабель горестно вздохнула. Почему-то из всех потерь за последнее время уничтоженная ванна была самой значимой. Разумеется, если не считать картофельной клумбы, к которой девушка тоже прикипела сердцем. Она прекрасно понимала, почему Алехандро находил этот вид столь вдохновляющим. Негодяи покусились на святое. Им нет и не будет прощения! Если она станет королевой, то уговорит Алехандро найти и покарать преступников. Разумеется, если они сами к тому времени не умрут — Оливарес утверждал, что с подготовленным им проклятием будет не так просто справиться.

— Я полагаю, что дон, хоть и юн, но понял, что, если не интересуешься властью, это не значит, что власть не интересуется тобой. Не в его положении пренебрегать троном. Он и не собирается, если решил заключить договор с нами. Ты не закончила отчет, а мне нужно иметь четкое представление о том, с кем придется работать.

Исабель перестала грезить о ванне и жаренной с грибами картошке и продолжила деловым тоном:

— Его дважды пытались принести в жертву в замке Бельмонте, после первого раза он полностью потерял память, как утверждает и он сам, и Серхио, его слуга. Слугу он упорно называет компаньоном и относится к нему по-дружески, но тот к нему всегда обращается с большим уважением. И еще — у Алехандро чародейский дар появился не так давно, я поняла, что после первой попытки убить его на алтаре. И Карраскилья, и Оливарес знали его раньше, до всех этих событий. Это я могу объяснить, потому что для бастардов, предназначенных для закрепления основной жертвы, матерей выбирали из аристократии, то есть эти два дона могли встречать его в доме матери. Но с Мурильо, признаться, он меня поставил в тупик. Я не могу понять, каким образом их пути пересеклись. При этом совершенно точно на нем сдвоенная ученическая метка. Верхняя — Оливареса, которая их связывает. Нижняя — тусклее, что косвенно указывает на смерть учителя.

— Я, напротив, ученичество Мурильо еще как-то могу понять, — протянул герцог, — но не родство с Бельмонте. Каким образом он мог оказаться их наследником? Если бы сохранился хоть кто-то из их родни, за эти годы непременно пробудили бы замок.

— Возможно, он сам не знал о своей крови до того, как ее пролили на алтаре? — предположила Исабель. — Он совершенно точно не знает многих вещей, а значит, информация о потере памяти правдива. Он не знает о политическом раскладе в своей стране, и его придворные знакомства ограничиваются Карраскильей и Оливаресом.

— Знаний этих двоих нам будет достаточно, чтобы посадить вас с Контрерасом на трон.

— Оливарес сказал, что Карраскилья выступил против нас. На нападавших была мибийская форма.

— Чушь! — пренебрежительно фыркнул Болуарте. — Форму при желании можно достать любую. И выдать себя за кого угодно тоже можно. Никакой придворный чародей не согласится играть против своей страны и променять временную выгоду на постоянную, если он не совсем дурак. А Карраскилья — совсем не дурак. Нет, напали на башню не мибийцы. Я уверен, что напали наши, чтобы заставить тебя замолчать. Но Фернандо просчитался. Мы, конечно, промолчим, что вы выжили, но ему это не поможет. Потому что молчать мы будем недолго.

Болуарте хищно усмехнулся. Он не собирался прощать попытку убийства себя и своей дочери. Король Гравиды заплатит за все.

Интерлюдия 6

Карраскилья ничего хорошего от будущего не ждал. Конечно, король начал поправляться, но планируемый ритуал по объединению стран гарантированно сведет его в могилу. И тогда придворный чародей окажется не у дел и отправится в отставку. При гравидийском королевском дворе был свой, не столь умелый, но придворный чародей — должность больше статусная, позволяющая приглашать на отдельные задания высококлассных специалистов. Для него главное не чары, а умение лавировать в придворных потоках и организовывать комфортные условия для королевской семьи, из которой в обеих странах нынче осталось только по королю. А после ритуала, возможно, останется только наследник объединенной страны. И он точно будет из Гравиды, потому что мибийский король окончательно потерял интерес даже к собственной жизни, что говорить об интересах страны? Он уже мысленно передал ее другому. А если из двух стран получается одна, то и количество рабочих мест для придворных чародеев сокращается вдвое, и Карраскилья был уверен, что сокращение пройдет за его счет. Больше всего бесило, что повлиять в этом вопросе придворный чародей не мог ни на что. Рамон Третий, после того как ему подарили надежду и почти сразу отняли, отстранился наглухо. Вернуть былую доверительность было бы возможно, если бы хватило времени. Но времени больше нет.

При мысли о том, что с утратой последнего сына Рамона Третьего упущен прекрасный шанс на светлое будущее, Карраскилья окончательно впал в депрессию, для лечения которой всегда использовал старый надежный метод: хорошее вино под хорошую закуску. Вино у него было, а вот за закуской пришлось отправить слугу на дворцовую кухню. Пить не закусывая Карраскилья считал дурным тоном — ведь он же не напивается, а лечит душевные травмы и плохое настроение. А если их лечить не закусывая, то поутру все проблемы мира покажутся ерундой по сравнению с накатывающейся волнами головной болью.

Бокал Карраскилья все же наполнил и сейчас сидел, покручивая его в руках и размышляя, в какой момент он свернул не туда. Нет, конечно, всего предугадать невозможно, но уж приставить