Читать книгу "Иесинанепси / Кретинодолье - Режис Мессак"

все рассматривавшему дольше остальных, пришла в голову гениальная мысль. Мысль, которая была, вероятно, лишь воспоминанием. Можно сказать, древним воспоминанием. Он сунул в рот обломанный чубук, все еще удерживающий чашу трубки — так конструкция стала походить на носогрейку, — погрузил большой палец в пустую чашу, как старый курильщик, уминающий табак; затем подмигнул, сморщился, как если бы унюхал дым, и поднял зажигалку на уровень глаз.

Чудо! Она открылась. Это была кремниевая зажигалка с трутом. Она действительно открывалась и щелкала, но вхолостую. Искры высекались, но трут не воспламенялся. И тогда я сглупил. В раздражении. Ведь я старею. И уже не могу сдерживать свои порывы. Я взял зажигалку и принялся рассматривать ее. Трут был достаточной длины, но внешний кончик влажный и покрытый серой пылью. В свою очередь чихнув несколько раз, я обрезал фитиль сакральным ножом, лежавшим здесь же, на алтаре, вновь заправил его и крутанул колесико. Искра высеклась, трут покраснел. Я вырвал из общественного матраца клок сена и показал Ленрубену, как его поджигать. Все это время я не переставал чихать от смешанного запаха табака и сена, раздражавшего мне слизистую оболочку.

Отныне у нас будет огня вдоволь. Но в какой уже раз я столкнулся с несусветной глупостью новых людей. Когда я протянул Ленрубену зажигалку и клочок сена, предлагая ему повторить эксперимент, он оттолкнул эти предметы с каким-то священным ужасом. Мимикой и голосом он объяснил, что не притронется к свету! «Ленрубен нен трон свесвен» (свесвен значит «свет»). Нет, свет не захотел подчиниться ему. Зато сразу подчинился мне. Значит, отныне мне надлежало им и заведовать. Зажигалка стала моей собственностью, или, точнее, отныне я был приписан к сакральному предмету, к свесвену.

Итак, я возведен в чин жреца Свесвена. Владыки и Хранителя Верховной Зажигалки!

Хотя если подумать… Мне смутно припомнилось, что у былых людей уже существовал аналогичный титул. У франкмасонов, кажется. Князь Верховной Тайны[47]… или Верховного Ларца… Уже не помню, была это тайна или ларец, но это было что-то верховное. Как моя зажигалка. Этот титул стремились получить самые высокопоставленные особы Государства. Теперь и я — высокопоставленная особа. В Государстве, которое насчитывает, честно говоря, всего семь жителей. И которое размером с планету.

Государство, которое не лучше других. Но в конечном счете и не хуже. Человеческая глупость всегда неизменна. Разве к катастрофе, породившей новый мир, привела не высшая глупость высокопоставленных особ старого мира?

В общем, мой титул Хранителя Зажигалки стоит любого другого.

Но меня он тяготит. Я пытаюсь скинуть это бремя Ленрубену. На это потребуется время. Но в конце концов у меня получится… Так или иначе. По отношению к Сакральному Свесвену Ленрубен предпочитает считать себя лишь дьячком, заместителем, дублером. Он соглашается трогать колесико сакральной зажигалки лишь с моего позволения, которое должно быть оформлено надлежащим образом. То есть мне приходится настойчиво просить его об этом. Тогда он соглашается взять предмет в руки и обращается с ним более или менее правильно.

Только от одного я так и не сумел его отучить: от предварительного совершения целой серии искупительных ритуальных действий. Он поднимает зажигалку на уровень своего лица, закрывает один глаз, сжимает зубы, словно держит трубку, и торжественно чихает два-три раза.

Тогда — и только тогда — он приводит в действие зажигалку. Я сумел убедить его, что в трубке нет необходимости. Но чихание кажется ему строго обязательным. Разве сам я не чихал в первый раз?

И поэтому слово «апчхи», вошедшее в язык нового мира почти без изменения (ачхин), стало глаголом, который означает «зажигать».

У этого изобретения (ачхин) будут и другие последствия. Оно сделает сразу же осуществимым и почти легким поход, задуманный Ленрубеном, который является не только нашим Ньютоном, но еще и Христофором Колумбом. Наше население столь малочисленно, что мы все совмещаем самые высокие должности с самыми низменными обязанностями. Так, при намерении путешествовать оставался нерешенным вопрос огня. Теперь достаточно взять с собой запас сена и зажигалку. Да и сено брать необязательно. Повсюду можно найти сухие листья. Лето уже в разгаре.

Итак, наш караван пустился в путь. Прекрасное зрелище! У них всех за плечами узелки из ветоши, как у классических бродяг на гравюрах, былых гравюрах… Они не умеют дубить кожу. Я тоже не умею. Поэтому мы сворачиваем поклажу как можем.

У нас есть палки и свертки, зато мы почти голые. И грязные! Но продвигаемся неплохо. Наши ступни уже огрубели.

Вид новых мест поверг меня в неописуемый ужас. Ведь я успел постепенно привыкнуть к своему прозябанию в пещере, животному, растительному, беспросветному. Горе все еще тяготило меня, но его тягости я уже не ощущал.

Зато сейчас…

Первый день. — Приходилось огибать горы, спускаться и вновь подниматься по холмам, то оголенным, то поросшим травой.

Куда мы шли? Я уже ничего не узнавал. По поводу ориентирования… Компаса, разумеется, не было. Что касается звезд, ночное небо великолепно, но я не способен найти на нем Полярную звезду. О, я знаю метод! То есть знаю, что метод существует, и у меня даже есть смутное представление о нем. Но вот как его применять?!

Мы шли наугад.

Довольно быстро вышли к какому-то незнакомому морю. Когда-то море находилось намного дальше к югу. Но шли ли мы на юг? Во всяком случае, мы точно поднимались (в силу обстоятельств иначе быть не могло) вдоль залива, который заострялся по мере того, как мы продвигались вперед. По ту сторону широкой глади илистой воды мы заметили высокие горные массивы.

Что за горы? Возможно, вновь образовавшиеся.

Третий день. — Кажется, я сделал открытие. Этот залив, вероятно, былая долина Роны, но затопленная. Значит, весь Лазурный Берег, Тулон, Марсель, Ницца оказались под водой?

Чего уж тут!

Четвертый день. — Копаясь в своих воспоминаниях, чтобы найти возможность сориентироваться, я вспомнил про истории о восточной границе, восточных бастионах[48] и прочую навязчивую чушь. Но «восточный» — это то же самое, что и «ориентальный». «Ориентальный» означает «со стороны восходящего солнца», это я знаю благодаря латыни (oriens). Значит, при утренней заре поворачиваясь к солнцу, я смотрю на восток. В таком случае север должен находиться слева от меня.

Полагаю, мы действительно идем на север.

Во всяком случае, мы правильно сделали, что взяли с собой продовольствие. Камни да камни — это все, что встречается на пути. Пахучие травы, укроп, лаванда, группки оливковых деревьев — вот и вся растительность. Из живности нет ничего, даже кротов. Хотя Абдундун, с присущим ему охотничьим инстинктом, за время нашего похода поймал