Читать книгу "Серебряный город мечты - Регина Рауэр"

миниатюре. Его делали больше ста мастеров на протяжении пятнадцати лет. Пана называли сумасшедшим. Дальние родственники даже писали королю и требовали лишить всех прав. Нельзя тратить огромные деньги рода на… игрушки, которые к тому же рождали слухи.

Напоминали о кострах инквизиции.

И суевериях.

— Жители серебряного Куттенберга. Они получались слишком… живыми. Глаза, лицо, тёплые руки, но сердце из серебра, холодное, как у их хозяйки. Альжбета из Рудгардов. Единственная и, как положено в легендах, любимая дочь.

Эльза замолкает.

И продолжать я не прошу.

Не хочу.

Потому что счастливых концов у легенд не бывает, и моя кукла, в глазах которой теперь грусть, мои мысли подтверждает.

— Пан умер, когда Альжбете было тринадцать, — Эльза все ж продолжает, — говорили, что родственники, ничего не добившись от короля, решили проблему сами. Вот только подарок все равно закончили и на пятнадцать лет девочке его подарили. Альжбета играла в свой город… и у неё была кукла. Любимая, похожая на свою хозяйку. Светлые волосы, зелёные глаза, она была больше, чем остальные жители города.

— Вы думаете эта она? — свой подарок я откладываю, прячу в рукава свитера пальцы, что заледенели враз, и не верю.

И верю.

— Думаю, — тетушка Марека кивает, останавливается за креслом напротив меня, и от её взгляда перехватывает дыхание. — И я не хочу знать, как кукла, пропавшая вместе со своей хозяйкой и всем серебряным городом, оказалась у тебя.

— Мне её подарили.

— Подарили, — она усмехается, соглашается пугающе. — Ей тоже подарили.

И она пропала.

Исчезла в одну из тёмных осенних ночей.

— Король приезжал лично. Но… ничего. Они словно провалились сквозь землю. Кто-то говорил, что и провалились. Пан заключил сделку с самим дьяволом, чтобы построить серебряный город. И отдать пан пообещал через семнадцать лет то, что первым увидит, вернувшись домой.

— И первым, конечно, оказалась его дочь, — я бормочу себе под нос.

Насмешливо.

Но Эльза слышит, кивает согласно:

— Я тоже думала, что это всё ваши чешские сказки, Квета.

— Теперь не думаете?

— Теперь… — улыбка выходит кривой, и ответ я не слышу.

Он тонет в звонке моего телефона, который надрывает повисшее натянутой нитью напряжение и вернувшегося с кофе Марека заставляет вздрогнуть.

Наливаются возмущенным звоном фарфоровые чашки на серебряном подносе. И мой собеседник, имя которого я не посмотрела, вторит не менее возмущенно.

Сердито.

— Кветослава, до тебя невозможно дозвониться!

— Пани Магда? — я соображаю долго, но соображаю, и пани Гавелкову, что живет по соседству в Кутна-Горе, признаю. — Что случилось?

— Дима, твой жилец, — она выдвигает с претензией, и возмущение в ее голосе набирает обороты, наполняется тревогой. — В вашем доме шум и грохот, скулит собака и свет не горит. Я не понимаю, что происходит, и не знаю, что мне делать! Будь кто другой, я бы уже вызвала полицию, но…

— Но вы сначала позвонили мне, — я выдыхаю, подхватываю машинально куклу и застывшего на пути к двери Марека по широкой дуге обхожу.

— Квета! — он окликает.

Вручает поднос с расплескавшимся кофе тетушке, идет за мной.

— Да, — пани Гавелкова подтверждает, и сомнения в её голосе мне не нравятся.

— Пани Магда, я… я скоро буду, не надо полиции, — я прошу, сцепляю зубы, чтобы не начать молить, подхватываю куртку с вешалки и из дома, скатываясь с высокого крыльца, сбегаю.

— Квета, постой же! Что случилось?!

— Марек, что происходит?

— Эльза, что ты ей сказала?

— Ночь на дворе, вернитесь все домой!

— Дядя! Квета, да постой же ты!

Марек догоняет, хватает за локоть и к себе бесцеремонно оборачивает.

— Объясни! — он требует.

И объяснить, вспоминая правила хорошего тона, я все же должна.

— Мне нужно вернуться домой. Там… проблемы.

— Которые не терпят утра?

— Не терпят.

— Тогда я поеду с тобой.

— Нет.

— Марек, что вы кричите на всю улицу! Господи!

— Эльза, подожди!

— Эльза, спасибо вам за… интересную историю, — голову, чтобы найти взглядом всполошенную тетушку, я вскидываю, отступаю, выпутываясь из рук Марека. — И тебе спасибо, что спас от смерти.

— Квета, я…

— Спас? Марек, что она говорит?! Я не…

— Эльза!

— Прости, — ему я улыбаюсь извиняюще, пячусь быстро к машине, что приветливо пищит, и руками развожу. — И спасибо за всё, но мне, правда, надо.

Одной.

Дим — это запредельно личное.

— Квета! — Марек злится, рвется, но тетушка его тормозит.

И из её рук выпутаться куда сложнее.

И остановить меня он не успевает, лишь хлопает бессильно по капоту «Купера», когда я даю задний ход и, выворачивая руль, уезжаю.

[1] Винарна Чертовка — самая узкая улица Праги.

Больше информации по куклам в разделе блоги: "По дорогам Чехии: куклы".

Глава 10

Квета

Дом огромен.

Мрачен.

И за провалами панорамных окон клубится темнота. И цепочка фонарей вдоль каменной дорожки к дому эту темноту лишь подчеркивает. И пани Гавелкова за моей спиной испуганно затихает, перестает бормотать взволнованно и недовольно.

Не требует больше не соваться одной.

Не причитает, что Дим — мощь загробная — совсем почернел и что сердце её при виде мальчика разрывается от жалости, посему свичкову на сметане по-семейному рецепту и с клюквой она ему принесла.

Подкормить.

Ибо все равно Йиржи — беспутный и бестолковый — уехал столь не вовремя в Брно, хотя пани Магда, как чувствовала, не хотела его отпускать.

— Вы совсем неразумная молодежь, — пани Гавелкова сетует.

Подытоживает.

И я, взбегая на террасу, согласно киваю.

— Вечно мчитесь куда-то, не остановитесь.

Остановимся.

Остановлюсь и даже повернусь от дверей, чтобы улыбнуться и застывшей около ступеней соседке сказать:

— Пани Магда, спасибо вам, но дальше я сама.

Одна.

Пусть она и собирается возразить в который раз, сводит тонкие линии бровей к переносице, сверлит взглядом, не давая уйти и отнимая секунды.

— Кветослава…

— Пани Магда…

— Кветослава!

— Пани Магда, в доме собака и вас она не знает, — я говорю.

Быстро, поскольку время ощущается почти физически. И оно, время, ускользает, убегает, как убегают капли недавно закончившегося дождя с покатой крыши.

Торопит.

— Ты безбожно упрямая! Ребенок так и не стал взрослым человеком!

— Стал, пани Магда, — я возражаю.

Едва слышно.

И дверь открываю.

Оставляю шевельнувшийся в груди страх за порогом, шагаю во мрак, разорванный светом полумесяца и подсветкой террасы, и дорожка лунного света стелется из гостиной в прихожую, упирается в лестницу.

Ослепляет.

Осоклоками стекла.

И Айт, сидящий на нижней ступени, вскакивает, пятится неловко задом, чтобы на пол не ступить, скулит тоскливо, и глядит на меня он блестящими глазами, в коих плещется человеческая растерянность.

— Где Дим, Айт? — я спрашиваю.

Беззвучно.

Но умная псина понимает, поворачивает