Читать книгу "Неудача Кунцевича - Иван Погонин"

триста франков твоя маман получит сто рублей и, как правильно ты предполагаешь, кучу неприятностей — ей придется объяснять, почему это она не забыла сбежавшего из СССР бывшего царского сатрапа, а наоборот, получает от него материальную помощь. Понятно я объясняю?

Клопп кивнул.

Недавно они перешли с Мечиславом Николаевичем на «ты», быстро у них это получилось — и тридцати лет после начала знакомства не прошло.

— А между тем, — продолжил Кунцевич, — на московской черной бирже цены совсем другие. Там уже не за рубль три франка дают, а за франк два рубля. И вот что наши дельцы придумали. Вместо того чтобы идти в банк и оформлять официальный перевод, ты ступай в контору господина Годованникова, на рю де Ришелье. Если ты ему дашь триста франков, мать твоя получит не сто рублей, а триста, так как Годованников переводит деньги по курсу один к одному, — и, что самое главное, никто об этом переводе не узнает.

— Погоди, а ему-то какая выгода?

— А выгода ему самая прямая! Берет он у тебя триста франков и отдает двести пятьдесят своему приятелю, который служит в Москве в какой-нибудь из наших фирм. Меняет эти франки его приятель в нынешней столице нашей Родины не в банке, а на черном рынке, по курсу один к двум, и получает 500 рублей. Триста рублей он посылает твоей мамаше, а двести тратит на московских шлюх. При этом всем хорошо, — ты выполнил сыновний долг, мама твоя смогла позволить себе лишний фунтик мяса с базара, господин Годованников заработал 50 франков, его приятель в Москве получил удовольствие.

— Подожди, но у нас в любом банке можно купить червонцы по семь франков!

— Можно, только Годованников твои червонцы в Москву не повезет, он с тебя франки попросит. Понятно? Так что смело отправляй деньги через его фирму, они уже десять лет на рынке и ни одной жалобы на них я не помню. Кстати, если хочешь, они тебе и расписку от мамы предоставят в получении.

— Она у меня неграмотная, — сказал Осип Григорьевич и задумался.

— Моя мама закон не нарушала! Она получала рубли, а не валюту.

— Тем самым оказывая активное содействия незаконным валютным операциям гражданина Зильбермана.

— Это состава преступления не образует. Ведь, например, тех, кто у спекулянтов втридорога покупает, к ответственности не привлекают?

— Ого! Какие у вас выдающиеся познания в советском уголовном праве! Я вам так скажу, гражданин Тараканов, был бы человек, а за что его привлечь, мы найдем. Зильберман показывает, что последнее время не переводил деньги вашей маме, а отвозил лично — у работников почты могли возникнуть лишние вопросы. Наверняка и весточку от вас передавал. Налицо связь с бывшим царским жандармом и палачом.

— Ни жандармом, ни палачом я никогда не был!

— Послушайте! — голос гостя стал каменным. — Мне надоело с вами шутки шутить. Короче. Или вы нам помогаете, или ваша мамаша отправляется рыть очередной канал. За валютные махинации и связь с заграницей. Поверьте, для того, чтобы получить срок, этого более чем достаточно. Да и помощь от вас нам понадобится такого рода, что совесть ваша будет абсолютно чиста. Вы должны вывести на чистую воду вора и убийцу. Вот и все.

Клопп несколько минут просидел, опустив голову и безвольно свесив руки. Незнакомец его не торопил.

— Что вы от меня хотите? — наконец спросил гражданин Тараканов.

Очнулся он от того, что жена дергала его за плечо. За столиком никого не было.

— Тьфу ты, Оська, напугал! Я зову-зову, а ты не откликаешься! Заснул, что ли? Собирайся, нам пора на вокзал, Ваньку встречать. Ты чего такой бледный? Заболел?

— Да, что-то нехорошо. Воды речной наглотался, что ли.

— Ну выпей «Пурита»[64] и одевайся.

Глава 11

По случаю юбилея ресторан закрыли для всех посетителей. Участников застолья было немного — семейство Клоппов со специально прибывшим по этому случаю из Эстонии Иваном, да Кунцевич с Татьяной Федоровной. Другими друзьями Осип Григорьевич за три проведенных во Франции года обзавестись не успел.

Работники хозяина любили, и повар постарался — и поросенок с хреном, и пирожки, и заливное из белой рыбы были великолепны.

— Да-с, бежит времечко, — сказал Мечислав Николаевич. — Кажется, как будто сам вчера пятьдесят праздновал, а уже семьдесят пять на носу. Но я не грущу, да и ты, Осип, не грусти.

— Вот-вот, Мечислав Николаевич, хоть вы ему попеняете, а то совсем расклеился — третий день ходит как в воду опущенный, — сказала Анастасия Александровна. — Но что же поделать, если в мире все так устроено? Да и в старости есть свои плюсы. Либидо угасает, за юбками бегать не хочется, а это ж какая экономия! И нервов, и денег.

— Какая же это старость — пятьдесят лет? — возмутился юбиляр.

— Значит, все-таки хочется еще побегать, да? — ехидно поинтересовалась супруга.

Когда гости собрались уходить, Клопп отозвал Кунцевича в сторону:

— Нам надобно серьезно поговорить. Ты завтра на службе?

— Куда я от нее, проклятой, денусь!

Заработав в середине двадцатых известную сумму денег, Мечислав Николаевич вложил их в дело — на паях с соседом, инженером Короновым, арендовал помещение и открыл молочно-гастрономический магазин. Но через год свою долю продал, посчитав, что занятие торговлей не для него. Однако довольно скоро бывший чиновник Департамента полиции об этом сильно пожалел — дело у Коронова процветало, а доходы Кунцевича резко упали. Пришлось наниматься к бывшему деловому партнеру в продавцы.

Винно-гастрономический магазин-столовая «Богренель», находился в доме 15 на одноименной улице в пятнадцатом арондисмане[65] Парижа, в двух шагах от остановки метро. Предприятие предлагало большой выбор горячих и холодных закусок, в том числе для балов и вечеров, уверяя, что качество товаров и их цены — вне конкуренции. И вправду, в заведении можно было перекусить дежурным блюдом за 2.50, выпить большую рюмку хорошей водки за франк с четвертью, приобрести окорок по 22 франка за килограмм, купить от одной двадцатой до целого билета Свипстейка[66].

Клопп явился в магазин за десять минут до закрытия и застал Кунцевича за работой — бывший начальник ловко завернул в бумагу хороший кусок приятно пахнущего окорока и передал его миловидной покупательнице:

— Ешьте с удовольствием, мадам, и приходите еще!

Увидев Осипа Григорьевича, Мечислав Николаевич сказал молодому продавцу:

— Поль, дружище, десять минут поработаешь без меня?

— Конечно, Слава.

Через пять минут они вышли на улицу и сели за столик в ближайшем кафе.

— Да-с, — пожевал губами Мечислав Николаевич, внимательно выслушав собеседника, — ситуация. Но выбора у тебя нет. За родную мать нужно