Читать книгу "Совок 8 - Вадим Агарев"

старшего товарища, я тоже снял китель.

Пройти к стенному шкафу и так же, как подполковник, повесить его на плечики, я не решился. Поэтому пристроил свою хламиду с лейтенантскими погонами на спинку стула. Подумав еще немного и заметив, что Дергачев набухал в стаканы до половины их объёма, я тоже расстегнул резинку галстука.

— Ты, лейтенант, всё же знай меру! И место своё знай! — неодобрительно набычился начальник Октябрьского РОВД, поднимая свой стакан.

Глава 12

В свой кабинет я всё-таки сегодня попал. Но только часа через полтора или чуть больше. Когда посольское питьё из уже второй бутылки испарилось наполовину. Алкогольную передозировку мне сегодня словить категорически не хотелось. Поэтому, наплевав на субординацию и вялые угрозы Дергачева, я решительно встал из-за стола. И, сграбастав со спинки стула свой китель, не мешкая, вышел вон из начальственного кабинета. Такого гостеприимного, и хлебосольного сегодня для меня. И не опасного.

Несмотря на обильную закусь в виде колбасно-сырной и овощной сухомятки, меня всё же слегка штормило. Уже не впервой я вынужденно отметил, что восприимчивость к алкоголю у нового юношеского организма оказалась существенно острее, чем у того, у ветеранского прежнего.

Пройдя мимо секретарши и, о чем-то шептавшимися с ней двумя тётками из бухгалтерии, я вышел из приёмной. И побрёл в сторону своей холостяцкой берлоги-офиса. Прикидывая мутными мозгами, как долго еще продлится мой пространственный комфорт. Работать одному и свободно дышать перегаром в отсутствии кого-то из коллег, мне было гораздо удобнее. По моему расчету, Юля еще не родила и моё одиночество, учитывая её последующий кредит, тьфу ты, декрет, продлится почти на год. Если, конечно, за это время никого ко мне не подселят.

Однако, принимая во внимание недавние тенденции и склонность руководства к отъёму лишних квадратных метров, моим надеждам вряд ли суждено сбыться. И мне, скорее всего, придётся смириться с уплотнением. В конце концов, всех алчущих супостатов, посягнувших на вторую половину служебного кабинета, мне сожрать не дадут. И да, всё-таки жаль, что женщины с воспроизводством ребёнков умудряются укладываться в девять месяцев. Брали бы они лучше пример с добросовестных и неторопливых слоних. А Юле надо будет что-то подарить. Не забыть бы про неё.

Однако, что-то я снова туплю, ведь когда придёт срок и моя икряная соседка по кабинету отмечет своё потомство, наши девки об этом обязательно сообщат. Уж они не преминут. Незамедлительно известят посредством бесцеремонных поборов «на зубок» первенцу мадам Иноземцевой.

Передвигаясь по коридорам РОВД, я заметил, что попадающиеся навстречу коллеги сегодня были гораздо внимательнее и учтивее ко мне, чем обычно. Некоторые из них, особенно женщины, даже уступали мне дорогу, аккуратно обходя меня вдоль стен. Только поднявшись на свой этаж и взглянув на висевшее в рекреации зеркало, я понял причину столь уважительного к себе отношения. Увиденное отражение меня не то, чтобы расстроило, но оно и не порадовало. Я был вынужден признать, что три расстёгнутые верхние пуговицы на рубашке и вольно висящий на заколке галстук, офицерского лоска, и солидности мне не добавляли. Отцепив от рубашки вместе с латунной заколкой форменный галстук, я сунул его в карман брюк и свернул в свой аппендиксный отросток.

— Здравствуйте, Сергей Егорович! — робко раздалось откуда-то сбоку.

Опасаясь быть усмотренным Лидией Андреевной и уличенным ею же в нарушении формы одежды, визуально я сейчас контролировал только её дверь. И потому, на остальные сектора обстрела моего временно усеченного внимания в данный момент не хватало.

Обернувшись на приветствие, я увидел знакомое лицо. Не сказать, чтобы это лицо вызвало у меня положительные эмоции. Скорее, наоборот.

— И ты здравствуй, сын Мордухая! — ответил я и, помятуя об угрозе быть пойманным в непотребном виде своей начальницей, начал активно попадать ключом в замочную скважину.

Попал почти сразу и, наверное, именно потому самодовольно улыбнулся. В очередной раз убедившись, что я всё еще дееспособный мужчина. И в самом прямом смысле неплохой попаданец.

Плотно затворив за собой дверь, прошел к электрочайнику и уже почти приложился к его носику, когда от входа постучали. Пришлось отказаться от водопоя и, придав голосу импозантный тембр, разрешить войти страждущему.

От сердца отлегло, когда вместо ангельской красоты лика мадам Зуевой, я увидел жопообразную физиономию Алёши Вязовскина.

— Чего тебе, постылый? — я опять взялся за чайник, совсем не опасаясь прослыть в глазах газовщика невежей и хамоватым гопником. Мнением Вязовскина обо мне я наплевательски пренебрёг.

— Повестка! — в распахнутых до бритвенной узости глазах кладовщика-газовщика читалось недоумение пополам с тревогой, — Вы же меня вызывали! Вот! — для достоверности своих слов Алексей протянул в приоткрытую дверь руку с какой-то мелкой бумажкой.

Точно, не врёт коварный метеоритчик, действительно, посылал я ему повестку. Специально хотел пообщаться с ним в застенках райотдела. Дабы продуктивнее разговор сложился. В прошлый раз после наших бесед именно в этом кабинете, он свой нынешний срок как раз и получил. Даже несмотря на коррупционно-родственную защиту со стороны майора Мухортова. Значит, в этот раз мне с ним будет полегче. Во всяком случае, так быть должно и я так думаю.

— Ну и чего ты там стоишь? — вспомнились мне недавние гонения и придирки, исходившие от подполковника Дергачева, — Может быть, ты хочешь приличным человеком в моих глазах прослыть? Так ничего не выйдет у тебя, Вязовскин, я тебя, шельму, насквозь вижу! Заходи уже быстрей, лишенец, и дверь за собой прикрой как следует! Из какой только преисподней тебя на мою голову прислали! Соавторство с подполковником Дергачевым помогало мне гораздо выразительнее формулировать свои мироощущения вообще и конкретную неприязнь к Алёше-бздуну в частности.

Алёша, что-то невнятно бормоча в своё оправдание, жирной мышью прошмыгнул в кабинет и крепко притиснул дверь. И опять встал, как некрасовский пилигрим у парадного подъезда.

— Проходи, присаживайся! — указал я стеснительному кладовщику на стул с торца своего стола, — Или жопа болит?

Намерений разводить политесы с этим неприятным типом у меня не было. Да и сроки по уголовному делу не резиновые. Исходя из всех этих объективных и субъективных обстоятельств, со спиртовым кладовщиком я решил не церемониться и работать в максимально жестком режиме. Вплоть, до рукоприкладства в лайтовой промоверсии. Но только, если это действительно понадобится для дела.

— Не болит, — настороженно и недоверчиво присел на предложенный стул Алексей Мордухаевич, — С какой стати она у меня должна болеть? Я абсолютно здоров! — осмелился огрызнуться пока еще свидетель Вязовскин. — И при чем тут моя жопа⁈ — начал волноваться кладовщик Алёша, как я подозреваю, морщась, от выразительного амбре моего перегара.

— Ну, раз здоров, то вон, возьми с подоконника графин и сходи за водой! — повелел я неприятному посетителю, — Туалет в конце коридора. А про твою многострадальную жопу. Вязовскин, мы позже поговорим.

Отказать в этой незначительной услуге посетитель мне не посмел. Схватив графин, он поспешил удалиться в указанном мной направлении. А я, защелкнув дверь на задвижку, достал из кармана брюк так удачно экспроприированный Ярыгиным у медиков пузырёк с нашатырём. Распахнув обе створки окна, я накапал в стакан вонючей субстанции. Отчаянно решившись аж на двойную дозу в четыре капли. Потом почти до краёв добавил из чайника воды и, зажмурившись, начал запихивать этот гептил в свой организм. Решив, что, если и начну вдруг блевать, то открытое окно будет мне в помощь. Но обошлось. Хоть и с большим трудом. Буквально в течение каких-то двух-трёх минут я начал ощущать нарастающее состояние абстиненции.

Прислушавшись к своим внутренним позывам и ощущениям, я с глубочайшим удовлетворением прочувствовал почти достаточную трезвость ума и изрядную твёрдость духа. Достаточную для дальнейшего и продуктивного общения с Алёшей. Ну и отлично!

Сунув, уже не единожды пригодившийся за сегодня, пузырёк в ящик стола и, оставив окно распахнутым, я пошел открывать дверь.

А вот пить из этого, приписанного к моему кабинету, графина мне теперь точно нельзя. Такая мысль у меня в голове промелькнула, когда в дверь ввалился невольный сторонник советско-уголовного ЛГБТ. Кстати, что побуквенно означает эта замысловатая аббревиатура, я не помнил. Помнил только в целом, что пидарасы.

— Присаживайся и рассказывай! — велел я Вязовскину, когда он поставил на подоконник принесённый графин с водой. — И только попробуй мне соврать, Алексей! Слово тебе даю, ты об этом горько пожалеешь!

Свидетель из Алексея поначалу был никакой. Да и позже он не одумался и не исправился. По своему обыкновению, он меня боялся, но юлил, сука, и вертелся, как глист на сковородке. Нипочем не желая помогать следствию своими откровенными и правдивыми показаниями. Все мои вопросы