Читать книгу "Бери и помни - Виктор Александрович Чугунов"

шаль, чуть слышно звенел будильник, чтобы не потревожить хозяина; Марья Антоновна, привыкшая к домашним заботам, спала чутко, улавливала этот звон и начинала сновать по комнатам глухими кошачьими шагами, предвещая утро.

Безделиц хлопот, по мнению хозяйки, в доме было не перечесть. А вроде с чего? Ребятишек нет: где что поставлено, там и стоит. Скотины тоже нет: думали кошку в доме завести, да все не решались. А хлопоты единственно от того, что Марья Антоновна свято поддерживала слухи, что она хозяйка умелая, чистолюбка до болезни: белье у нее как ни у одной соседки, пропарено в нескольких водах, отглажено, будто сегодня из магазина, пол блестит, нигде соринки не выдуешь, а кровать, диван и столы накрыты так, что складочки днем с огнем не найдешь. Вот и приходится вставать рано, чтобы до работы навести порядок. Да мужу сделать приятное: проснется Илья, а у нее все готово, будто не спала, — спецовка постирана — надеть приятно, на столе горячий завтрак, и сама причесанная, скорая, с «пританцульками», как говорила Дарья Ивановна.

— Кушай, Илья, кушай, — сядет, бывало, напротив и глядит на мужа влюбленно. — Ты же у меня работник…

Так в былое время провожала на работу отца ее мать, бойкая, непоседливая женщина, за умение все сделать по хозяйству, прозванная на улице Слесаршей.

Порядок в доме Зыкова-среднего не изменился и после избрания Ильи депутатом. Как и раньше, Марья Антоновна утрами смотрела на мужа заботливо и влюбленно, перекидываясь с ним привычными словами, только будто привязалась больше, теснее. На ней, как и прежде, не было грязного недорванного платья, а теперь и вовсе: блузки шелковые, юбки плотные, из черной шерсти, а на ногах не комнатные чувяки-шлепанцы, а туфли на каблуках.

— Ребенка бы тебе, мать, — только и найдется Илья что сказать, глядя на посветлевшие глаза жены.

— Будет, Илюша… Погоди, будет…

Депутатство на Илью свалилось и вдруг и не вдруг. Работником он слыл толковым и не как другие, лихачи — им необычное подавай, рисковое: либо грудь в крестах, либо голова в кустах; Илья в любой день работал с охотой, подтянуто, надо так надо. Бывало, и рейсов сделает больше всех, если на линии работает, и не скоростью возьмет, а умением использовать рабочий день: в графике у Ильи плотно, минута к минуте; ремонт случится — копается в машине до тех пор, пока не добьется, чтобы работала как часы. И тут никакого разговора о заработке, сколько есть, столько и хватит. К товарищам добр, не в крайнем случае делится запчастями, которые сбережет или где выкропчет, а всякий раз. Или знанием поможет: незаметно привяжется к ремонтнику, чтобы не обидеть, и помогает, да не так просто, наскоро, тяп-ляп, а допоздна, пока глаза не начнут слипаться. Поэтому и товарищи к Зыкову — со всем уважением: к слову его прислушиваются, поступки одобряют. И не раз уже Илья Федорович терпеливо нес мелкие общественные нагрузки: то в подшефную школу сходить, то политинформацию провести, то в профсоюзе поработать. Особенно прибавилось нагрузок с приездом Ирины: Илья будто сам на них напрашивался. Так вот и работал. Люди видят — старается человек, пришло время — предложили его кандидатуру в депутаты.

«Илья Федорович Зыков, — докладывал на собрании избирателей парторг автобазы Кудряшов, доверенное лицо, — это самый настоящий представитель нашего современного советского рабочего класса. Я вам скажу, что у нас на автобазе работники все как один согласились: кандидатура Зыкова Ильи Федоровича самая достойная. Он любит работать, и все сделает для того, чтобы и вам работалось и жилось хорошо».

Мандат депутата Илье принесли на квартиру. Марья Антоновна угостила пришедших чаем. Поговорили о делах. Илья вышел проводить гостей и встретил в огороде Андрея. У брата на губах улыбка, трезвый:

— Скажи, Илюшка, а вот подвернется тебе в новом депутатском положении левый рейсик достоинством, прямо скажу, значительным — рублей в шестьсот. Поедешь?

Илья прикрыл за гостями калитку.

— Тебе-то что?

— Как же, Илюшенька? Очень даже вопрос интересный. Мне, как ты знаешь, человеку неустойчивому вообще, надо с кого-то пример брать. Ты книжки читаешь, в курсе дела…

— Я-то читаю. А тебя опять к пустобрехству потянуло?

— Не с кого пример брать, Илюшенька. Это я тебе честно говорю. Потому и дурак я. Прямо замучило любопытство. Думаю, возьму пример с брата родного, с тебя то есть, а потом сам и соображаю: а вдруг он на левака поедет, брат-то мой, ты, Илюшенька, ты. За шестьсот рублей возьмет и поедет…

— Не поеду.

— А за восемьсот? — покосясь на солнце, спросил Андрей.

— И за восемьсот.

— Это хорошо, Илюшенька. Это прямо-таки замечательно.

И пошел в дом, бросив руки за спину.

Илья, как и все зыковские, был привязан к семье. Отца он почитал свято и слушал, временами боялся, но страх этот был особый, от любви. Нежно и стойко верил в доброту матери, охранял Дарью Ивановну, сызмальства много ей помогал. С братовьями был уступчив, дружен, любил их, при случае защищал, больше всего Андрея, сначала от отца с матерью, потом от жены. К инженерному делу младшего брата Вовки зависти не имел, потому что вообще к горному делу питал недоверие. «Лапотная это работа, — бывало, говорил негромким тягучим голосом, — у кого силы больше, тот и герой. Уж если учиться, так на учительство, как Ирина: там и интересу больше, и пользы». К Светке, младшенькой, относился будто к дочери: шоколадом кормил, другими сладостями, денег на кино давал больше, чем отец с матерью.

Из-за Ирины, случалось, перебрасывался с женой недобрыми словами.

— Знаю я эту вашу сестренку, — укоряла его в первые дни приезда Ирины Марья Антоновна, вытирая слезы на глазах.

— С ума ты, Машенька, сходишь, — отвечал Илья строго. — Как об этом подумать можно?

— Можно, и очень даже просто… У вас, у мужиков, одно на уме…

— Ирина сестра нам. Она честная, принципиальная.

— Нашел принципиальную, — распалялась больше Марья Антоновна. — Все соседи говорят, что ее на машинах возят…

— И пусть говорят… Это не наше дело… Возят Ирину, значит, так надо: она заслуживает, чтобы ее возили.

Поначалу Илья Федорович принял благосклонно слухи о дружбе Ирины с Владимиром. Но, помня старый разговор о том, что Ирина приехала к Зыковым, чтобы восстановить семью, однажды повел с Ириной разговор, и его одолело сомнение.

— Не знаю, что творю, — тогда призналась Ирина. — Баловство у нас все с Володькой. Распалили себя, хорошо, конечно, сладко, будто молодость возвратилась… Но к мужу все равно бы ушла, хоть сейчас… Да что-то он медлит, не решается. Расчет у него какой-то. Тоже отталкивает. Вот и блужу, будто ненормальная. Самой