Читать книгу "Чикатило. Зверь в клетке - Алексей Андреевич Гравицкий"

кабинета. Брагин и Ковалев остались вдвоем. Как только за капитаном закрылась дверь, от примирительной улыбки на лице полковника не осталось и следа.

— Быстро же вы сдались, Виктор Петрович, — поддел коллегу Ковалев. — Легко он вас убедил.

— Это не он убедил, — процедил сквозь зубы Брагин. — Это из Москвы убедительно попросили. Откуда они узнали?

Руководитель межведомственной группы пристально поглядел в глаза Ковалеву. Но глава Ростовского УВД никак на этот взгляд не отреагировал, только плечами пожал:

— Может, Витвицкий через Кесаева действует? Накапал?

Брагин не ответил. Сидел с каменным лицом и молча играл желваками. Ковалев усмехнулся. На хитрую жопу, конечно, всегда найдется хер с винтом, но и на хер с винтом есть жопа с лабиринтом. Выходит, и Брагин не такой уж непробиваемый.

— Могу спросить? — поинтересовался Ковалев.

Брагин снова смолчал, только кивнул мрачно.

— Вы с ним и дальше воевать собираетесь?

— Воевать? — переспросил полковник и жестко посмотрел на Ковалева. — Я с врагами не воюю, я их уничтожаю.

1992 год

Зал заседаний суда постепенно заполнялся людьми. Среди прочих вошел сюда и светловолосый молодой человек с короткострижеными усами. Его звали Вадим Клепацкий, он присутствовал на заседаниях по делу Чикатило уже не первый раз и обычно был спокоен, но не сегодня.

В этот раз в зал молодой человек вошел, воровато озираясь. Проходя мимо пустой клетки, замер на долю секунды, но тут же двинулся дальше, украдкой сунув руку в карман куртки.

Как правило, Клепацкий занимал место в конце зала. Теперь же, вопреки обыкновению, он устроился в первых рядах, поближе к клетке, и глядел, как люди заполняют зал, рассаживаются.

Вскоре в клетку завели Чикатило. Молодой человек внимательно следил за ним, не упуская ни единой детали.

— Встать! Суд идет! — возвестил секретарь.

Люди в зале поднялись с мест. Клепацкий встал вместе с остальными. Вместе с остальными сел.

Зал заседания суда был полон настолько, что яблоку негде упасть. Люди сидели, стояли в проходах и возле стен. На возвышении, за столом в креслах с высокими спинками в окружении адвоката и прокурора восседал судья. Обычно Клепацкий ловил каждое его слово, но сегодня молодой человек был рассеян и упускал половину сказанного, будто волновало его теперь совсем другое. Он смотрел на клетку и беспокойно шевелил пальцами сложенных на коленях рук.

— Подсудимый, среди ваших жертв двадцать один мальчик. — Голос судьи звучал глухо и неприязненно, несмотря на то, что суду полагается быть беспристрастным. — Почему вы так часто выбирали мальчиков?

— Мне было все равно, — лениво отозвался подсудимый. — Я и женщинам предложения делал.

Клепацкий неотрывно глядел на клетку.

— В материалах дела сказано, что вы вырезали у своих жертв органы. Как поступали с вырезанными органами после?

— Разбрасывал по дороге, затаптывал, смешивал с грязью — ничего не соображал. — Человек в клетке сказал это обыденным тоном.

В зале стояла гнетущая атмосфера. Люди — в большинстве своем родственники жертв — были подавлены и обозлены, и ответы подсудимого еще сильнее будоражили их.

— А вещи жертв? Деньги, часы, украшения?

Человек в клетке в одно мгновение оживился и вскочил в праведном гневе.

— Конечно, выбрасывал, втаптывал в землю! — затараторил он возмущенно. — Я вам не жулик какой.

Клепацкий неотрывно глядел на Чикатило. Медленно, чтобы не привлекать внимания, он сунул руку в карман куртки.

— Вы никогда не задумывались, что жертвам больно? Неужели, убивая мальчиков, ни разу не подумали о своем сыне? Не вспоминали о нем? — спросил судья.

Но подсудимый уже не слушал, его оскорбило предположение, что он мог позариться на чужие вещи.

— Я не вор какой-нибудь! — негодовал он, игнорируя новые вопросы судьи. — Я честный человек!

— Повторяю вопрос…

— Я пришел сюда на свои похороны! — не унимался человек в клетке, перебив судью. — Все меня ненавидят! А вы успешно сами себе вопросы задаете и сами на них отвечаете. Оставьте меня в покое…

Клепацкий стиснул челюсти. Рука его сжала что-то в кармане куртки. Он вынул из кармана руку с крепко зажатым в кулаке куском ржавой арматуры длиной сантиметров пятнадцать. Один край арматуры был грубо заточен.

По залу прошел ропот, но подсудимого это, кажется, нисколько не взволновало. Он бормотал теперь что-то мало разборчивое под нос и суетливыми движениями расстегивал рубаху на груди.

Ропот усилился. Судья похлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. Но остановить недовольство в зале было уже не так просто. Да и человек в клетке повысил голос настолько, что теперь значение его невнятного бормотания прояснилось — это были слова «Интернационала»:

Вставай, проклятьем заклейменный,

Весь мир голодных и рабов!

Кипит наш разум возмущенный

И в смертный бой вести готов.

Подсудимый кричал уже в полный голос, распахивая рубаху на груди:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был никем — тот станет всем!

— Закройте рот, подсудимый! — повысил голос судья. — В газетах пишут, что вы ненормальный! А вы — нормальный!

Словно пытаясь оспорить это утверждение, подсудимый спустил штаны, раскинул в стороны руки и застыл перед судом со спущенными штанами и обнаженным членом.

Напрасно судья стучал по столу, призывая к порядку. Люди в зале возмущались, а тот, кто вызвал это возмущение, продолжал кричать:

Это есть наш последний

И решительный бой;

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

Клепацкий поспешно убрал кусок арматуры обратно в карман.

Под негодующие крики конвоиры выволокли наконец подсудимого из клетки, завернули ему руки за спину и потащили к расположенной рядом лестнице, которая уходила вниз, во тьму, словно в преисподнюю.

Человека из клетки увели по ступеням, затих где-то далеко внизу «Интернационал», но в зале спокойнее не стало. Люди были раздражены.

А Клепацкий смотрел и смотрел с ненавистью на пустую клетку. Наконец он вынул руку из кармана. Пальцы молодого человека нервно подрагивали, выдавая пережитое напряжение.

* * *

Овсянникова и Витвицкий вышли из здания УВД и не спеша двинулись к автобусной остановке, разговаривая на ходу.

— Завтра снова поеду в Батайск, — сказала Ирина.

— Почему ты? — удивился Витвицкий.

— Потому что уже впряглась. Потому что инициатива наказуема. Потому что так начальство сказало. Теперь загоняют поездками.

— Я бы предложил тебе отказаться, но ты ведь не откажешься, — нахмурился Витвицкий.

Овсянникова улыбнулась:

— Вы удивительно проницательны, товарищ капитан.

— В каком смысле? Почему?

— Потому что в нашей работе долг выше личных желаний. А со мной