Читать книгу "Тайна Урулгана - Кир Булычев"

Колоколов стоял на берегу. Ждал, обернется ли Вероника.

Та обернулась. Но позже, чем ему хотелось. Словно вспомнила не сразу, как не о самом важном. Подняла руку.

– Увидимся в Новопятницке, – сказал Колоколов. – Через две недели.

Но сам не очень в это верил. Думал, что капитан помрет, а англичанка вряд ли будет его ждать – с первой оказией отплывет в Якутск. А если догнать – не узнает.

– Ну, мать вашу, пошевеливайтесь! – закричал он на матросов. Те даже удивились: Колоколов редко позволял себе сквернословить.

* * *

За второй день все устали дальше некуда.

Приходилось то и дело спешиваться, вести лошадей на поводу. Тропа прервалась. Иван Молчун каким-то особым чутьем находил дорогу в буреломе и на проплешинах топи. Андрюша, у которого не было опыта таежных походов, да и телом был не силен, совсем скис, опух от укусов комарья, готов был плакать, но не жаловался. Костя в первую же ночь предложил вернуться. Не пробиться, сказал он, за Урулган. Надо с той стороны идти, от Вилюйска, там тропа есть. Мюллер выслушал его равнодушно и сказал, что легких путей в тайге не бывает. Как на лекции – словно и не выходил из своего кабинета. Первым забрался в палатку и заснул.

На второй день после обеда снова вышли к речке и, к своему удивлению, натолкнулись на людей. Людей было трое – корейцы золото мыли. Таких партий в тайге – десятки. Припас колоколовский, и добычу ему сдавать. Колоколов лучше других хозяев, не обманывает, следит, чтобы люди были довольны. Так говорили корейцы, но неизвестно, правду или нет, потому что они знали Костю в лицо. А уж Ивана Молчуна – точно. С ними и заночевали на вторую ночь.

Корейцы эти места знали. И сказали неожиданное: оказывается, экспедиция идет неправильно. Если завтра они перевалят через хребет, то никакого небесного камня там не найдут.

Сами корейцы камня не видели – зачем им туда ходить? Но тунгусы им объяснили, что упал камень в распадке между двумя горами, куда южнее долины Власьей речки. Там он и лес повалил.

– А что тунгусы говорили о самом камне? – настаивал Мюллер. – Они же видели?

– Не видели они камня, – сказал старший кореец, который сносно говорил по-русски. – Нет там камень. Болото. Если он упал, в болоте утонул.

– Может, они не там смотрели?

– Моя не знает, – сказал кореец. – Моя туда не ходил.

Костя лег спать недовольный – ему не хотелось переться в горы. Андрюше было неловко идти спать, когда корейцы с профессором не ложатся, разговаривают. Ноги и промежность болели жутко, спина ныла, сейчас бы умереть – вот сладко-то. Увидела бы сейчас мама своего сына-студента, тихоню, чистюлю! Лучше бы не видела, даже во сне, – у мамы слабое сердце. Андрюша сидел у костра, что горел перед шалашом золотоискателей, мерный разговор убаюкивал его, он клевал носом.

Говорил старый кореец. Молчун переспрашивал, если не понимал. Долину корейцы знали хорошо – исходили всю, но к вершинам не поднимались. А экспедиции завтра придется. Мюллер, несмотря на трудный путь, доволен. Путь к камню оказался вдвое короче, чем он предполагал. И если бы они вышли от реки верст на пять-шесть южнее, то до места, где поваленный лес, день ходу.

Андрюша незаметно заснул сидя, свалив голову на грудь.

Молчун подхватил его, поволок к палатке, а Андрюша спросонья рвался искать потерянные очки. Очки нес сзади профессор.

* * *

Ветер снизу дул постоянно, помогал плыть. Но все равно двигались вперед куда медленнее, чем спускались на буксире. Часа через четыре пристали к берегу. Капитан Смит пришел в себя только однажды, выпил глоток горячего чая, что вскипятили на костре, бормотал о льдах, о сжатии и о том, что какой-то Джонс должен прыгать на льдину, а то затянет в воду.

– Боюсь, что отца вам не спасти, – сказал Дуглас Веронике, когда они остались одни.

Он был любезен и предупредителен.

– Не говорите так, Дуглас, – попросила Вероника. – Я уверена, что господь не оставит нас. Ведь мы столько всего перенесли.

– Я знаю и надеюсь, – сказал Дуглас. – Я не покину вас.

– Я вам благодарна. До конца жизни, – искренне сказала Вероника. Ей было страшно, потому что вместо отца, память о котором потускнела, в лодке лежал другой человек, старый, страшный и чужой. И теперь никого не было рядом, кроме Дугласа. И плохо, если он ее оставит.

– Я не хочу показаться нескромным, – сказал Дуглас, – но мы не знаем, что в сумке вашего отца. К счастью, ее не украли эти дикари.

– Мой отец жив.

– Не будьте наивной, выслушайте меня! Если завещания нет, возникнут трудности с наследством. Еще не поздно его составить по форме, при свидетелях.

– Отец жив, жив, жив!

– Мистер Смит может скончаться в любой момент.

– Я не хочу думать об этом.

– Тогда подумайте обо мне. Я вложил в ваше путешествие все свои наличные деньги, я залез в долги…

– Дуглас, не заставляйте меня еще более разочаровываться в вас!

– Но есть выход. Надо открыть сумку капитана. Может быть, завещание лежит там. Тогда не будет оснований для беспокойства.

Не ответив, Вероника решительно отошла от Дугласа и забралась в лодку, к отцу. Она взяла кружку с остывшим чаем и старалась напоить его.

Дуглас вернулся к своей лодке.

Ниночка в это время отходила к кустам, а когда возвращалась к берегу, чуть ошиблась и вышла как раз к лодке, где тихо беседовали Дуглас и его слуга. Голоса их звучали так странно, что Ниночка замерла, не выходя из кустов.

Оттого, что она остановилась, ей волей-неволей пришлось подслушивать.

– Если вы этого не сделаете, – тихо говорил китаец, – я сделаю это сам. Сегодня ночью.

– Но почему не подождать до города? Капитан может выздороветь, и если он узнает…

– Он не должен выздороветь.

– Ну почему?

– Мы не знаем, что будет завтра. А что, если сюда нагрянет отряд полицейских?

Случайное открытие ужаснуло Ниночку. Если они сейчас ее заметят, то не остановятся ни перед чем! Минуту назад Ниночка была убеждена, что знает джентльмена неясной репутации и его исполнительного слугу. И вдруг оказалось, что господином был китаец. Дуглас Робертсон ему подчиняется!

Но кому скажешь об этом? Веронике? Она не поверит. А поверила бы, ничего не смогла бы поделать. Казаку? Тунгусу? И что тогда?

Китаец почувствовал неладное – как зверь, до которого донесся запах жертвы.