Читать книгу "Яростный кулак - Алим Тыналин"

противник с трудом удержал равновесие. А тут я с пинком. С сильным ударом. Конечно, он плохо подготовился.

Поставил блок. Пытался уйти. Но поздно. Я тут же наказал его. За экстравагантность. И показуху.

Мой мае гери пробил защиту. Противник отлетел назад. Чуть не откатился. За татами.

Там как раз оказался рефери. Противник ударился об него. И остановился.

— Юко! — рефери удивленно глянул на меня. Не ожидал такой сильный удар. От меня. От желтого пояса. От желторотика. — Один балл.

Соперник поднялся. Лицо исказилось от боли. Но быстро справился. Встал в стойку. Атаковал.

Снова эффектно. Высокие удары в голову. Причем, только в голову. Что, других целей нет?

Один удар. Маваши гери. Я погасил пинок толчком кисти. Мягким толчком. Одновременно отошел назад.

Второй удар. Левой ногой. Тоже маваши. О чем он думает? Этого удара я избежал. Еще легче. Просто пригнул голову.

Третий удар. Тоже в голову. Тоже маваши. Я думал, он пробьет другой пинок. Потому что пора менять серию. Или это такой стиль? Может, четвертый удар будет другим?

От этого, третьего, я тоже успешно ушел. Это уже несерьезно. Такая хорошая техника. И такое бездарное исполнение. Никакой тактики.

Четвертый удар. Тоже в голову. Наверное. Я не стал ждать. Как только увидел, что последует, пригнулся. Почти присел.

И провел подсечку. Ударил по опорной ноге противника.

Он как раз в это время атаковал меня. Контратака вышла отличная. Я выбил подпорку. Противник полетел на маты.

— Ваза-ари! — объявил рефери. Теперь он взглянул на противника. Во взгляде отчетливо читалось осуждение. Тоже ругал за отсутствие фантазии.

Но даже сейчас противник остался напористым. Атаковал снова. Едва поднялся. И дождался команды. И опять ногами.

Я чуть ли не зевал. Что за предсказуемость? Отбил мае гери. Потом другой.

Потом вошел в ближнюю дистанцию. Я уже понял, что фишка противника в ударах ногами. На руках он вообще слаб.

Так и есть. Противник растерялся. На мгновение. Не ожидал от меня такого хода.

Ну, а как ты хотел? Это карате. Здесь рулит тактика. Даже с плохой техникой можно выиграть. Если ты грамотно ведешь бой.

Я ударил его локтем. В лицо. Надоел этот фарс.

Противник быстро повалился на маты.

— Иппон! — объявил рефери. — Победа желтого пояса.

Глава 12. Второй день

Ближе к вечеру поединки закончились. На сегодня все.

Прошло весело. Четверть участников отсеялась по техническим причинам.

Травмы рук и ног. Включая переломы. Кровотечение. Из свернутых носов. И из царапин. Иногда очень глубоких.

Черт подери, некоторые придурки элементарно не постригли ногти. Перед боем.

И потом дрались открытой ладонью. Как кошки. Я видел одну рану. У бойца вырвали кусочек мяса из плеча. Врач не успевал обрабатывать травмы.

Поэтому бедолаге просто залили порез водой. Чуток обработали спиртом. Обмотали бинтом. И отправили отдыхать. Через двадцать минут он дрался в следующем поединке. И проиграл.

Когда я спросил у Белоухова, почему нет жестких правил, он покачал головой.

— Условия максимально приближены к реальным, — ответил он. — Карате — это не совсем спорт. Это боевое искусство. И тот, кто занимается им, должен быть готов пострадать.

Сумасшедшие. Реально сумасшедшие. У них у всех здесь чуточку мозги набекрень.

— Эти шрамы — доказательство того, что человек не танцует балет, — продолжил Белоухов. — А занимается карате. И способен противостоять любому врагу.

Он поглядел на лежащего на носилках бойца. Тот валялся с открытым переломом ноги.

Неудачно атаковал противника. Маваши гери. Тот поставил жесткий блок. И кость ноги хрустнула, как скорлупа ореха. Вот тебе пожалуйста.

— А чего это ты? — спросил Белоухов. — Струхнул, что ли? Ты вроде не из пугливых.

Я покачал головой. За себя не беспокоился. Парней жалко.

Сразу после соревнований мы пошли в гостиницу. Я хотел медитировать. Всю ночь. Чтобы подготовить дух. К завтрашнему дню.

Никаких тренировок. Только ментальные занятия. Для успокоения ума и тела.

Для этого я вышел в сквер неподалеку. Жара спала. Но все равно еще душно.

Впрочем, ладно. Плевать. Неудобства бытия лишь мост к совершенству.

Я сел на коврик. Под карагач. В воздухе летали жучки. Принял позу сэйдза. Расслабился. Закрыл глаза.

Успокоил дыхание. Постарался успокоить мысли. Не думать о завтра. О соревнованиях. О том, смогу ли победить завтра. Или нет. Это неважно. Совершенно неважно.

Спина прямая. Но без напряга. Руки на коленях. Мысли потихоньку отталкиваю от себя. Пусть растворяются. В пустоте.

Теперь дыхание. Я чувствую поток воздуха. Выходит и заходит через нос. Визуализирую воздух. Представляю его в виде белого света.

При вдохе он заходит в мою голову. Летит в середину моего туловища. В центр тяжести всего тела. Напрямую.

Там свет вращается. Как белый вихрь. В тандэн. В точке. И оттуда устремляется наружу. Глубоким прозрачным выдохом.

Одновременно по дороге заглядывая во все уголки моего тела. Прочищая его. От всех мыслей. В том числе, от пораженческих. От страхов и тревоги. От гнева и ярости.

Мои мысли и вправду ушли. Далеко. Растворились. Я чувствовал, как меня обдувает свежий ветерок. И просто сидел. Наслаждался покоем.

Потом услышал стрекотание сверчков. Понял, что наступила ночь. Ног я уже не чувствовал. Осторожно поменял позу. Просто сел на коврик. Спиной прислонился к дереву. Продолжил медитацию. Затекшие ноги словно кололи тысячи иголок. Я продолжил сидеть. И размеренно дышать.

Потом впал в оцепенение. Нечто вроде транса. У меня такое бывало. Во время отшельничества в лесу. Я так и лежал. Пока не почувствовал, что стало тепло. Даже жарко. И в глаза ударил свет. Солнечный свет.

Я открыл глаза. Сделал глубокий вдох. Протер лицо. Захлопал глазами. На мгновение все вокруг показалось синим.

Это у меня всегда так. После длительной медитации. Сначала все кажется другого цвета. И постепенно возвращается в естественное состояние. Видимо, длительная медитация сказывается на сетчатке глаз.

Наступило утро. Как я и планировал, я провел в парке весь вечер и всю ночь. Хорошо, что меня никто не заметил. Место укрыто кустами.

Я встал и отправился в гостиницу. Егор спал сном младенца. Я разбудил его.

— Вставай, нас ждут великие дела.

Умылись, позавтракали. И пошли обратно во Дворец спорта.

Несмотря на раннее время, в зале полно народу. Все пришли сюда. Все вчерашние участники, в том числе и выбывшие. А куда им еще деваться?

Первым делом опять провели ката. Я чувствовал себя немного странно после медитации. Такое ощущение, что все по барабану.

Это из-за того, что разум привык к состоянию безмыслия. Никакие эмоции не волнуют. Поэтому я просто механически повторял ката. Не кричал, не суетился.

И нисколько не удивился, когда получил второе место. По ката. Надо же. Впервые, между прочим, я делал ката молча. Без своих сумасшедших криков.

— Ермолов, город Москва! Второе место! — объявил судья. — Индивидуальное выступление.

Я вышел получать медаль. Зрители аплодировали. Да и другие участники тоже. Я даже не улыбнулся. Поклонился. Получил серебряную медаль. И диплом. И вернулся на место.

По дороге заметил Щепкина. Бывший тренер стоял в первых рядах. За татами. Свирепо глядел на меня.

Надо же, как он меня ненавидит. Хотя, наверное, больше злится на себя. За то, что упустил меня. Я проводил Щепкина пристальным взглядом. Безмыслие.

На соревнованиях по тамэсивари я тоже занял второе место. Не стал рисковать конечностями. Взял столько же досок, сколько и вчера. Успешно все разбил.

Причем, медитация опять помогла. Мне не надо было сильно сосредотачиваться. Когда тебе все равно на результат, ты сохраняешь спокойствие. Внутреннее хладнокровие. То, что надо для успешного битья досок. И камней.

Для пущего эффекта сегодня добавили кирпичи. Я тоже не стал борзеть. Взял обычную для себя дозу. Сколько смогу разбить. Без усилий. И сделал правильно.

Оказывается, парень, что взял первое место, сломал себе кисть. Повредил себе там что-то. Он был из Твери. Упрямый, сильно кричал перед каждым ударом. Смог развалить на два кирпича больше, чем я. Но перестарался.

— Ермолов, второе место! — опять объявил судья.

Я опять вышел получать серебряную медаль. Поклонился. Не смог выдавить из себя и улыбки.

Состояние безмыслия продолжалось. Оно могло длиться целые сутки. Если бы я остался в лесу, то еще больше.