Читать книгу "Занимательная география - Сергей Аржанов"

Широкий луг. Большая артель скашивает сено. Лежит в стороне сброшенная верхняя одежда; стоят маленькие наковальни, на которых отбивают притупившиеся косы; лежат там и сям молотки.

А в сторонке — кучка удилищ; с лесками и с крючками. Все, как следует для ужения рыбы. Но воды не видно ни близко, ни далеко кругом.

От работы притомились.

— Пора закусить!

Тогда несколько человек берут в руки удочки и колья, прокалывают в земле колом отверстие, опускают туда удочку и ловят рыбу.

— Это уж из «Тысячи и одной ночи» или из другого сборника сказок? — догадывается читатель.

— Нет. Это из «Курса физической географии» П. И. Броунова; на стр. 410 вы прочтете: «Во время сенокоса на лугу, вблизи которого нет ни озера, ни реки, рыбу добывают так: прокалывают в земле колом отверстие, опускают туда удочку и ловят рыбу».

Это — конец озера. Но начнем этот конец с начала.

Все на свете изменяется, все имеет конец. И если озеро когда-то было сушей, то оно когда-то будет и еще раз сушей.

На берегах озер развивается самая разнообразная растительность. Одни представители этого мира остаются только на берегу, другие входят в воду, и из них, в свою очередь, одни жмутся к самому берегу, другие входят и в более глубокие части озера, третьи свободно плавают на поверхности его вод. Завоевание озера идет и с поверхности и со дна: отмирающие водные растения или их отмирающие части опускаются на дно озера, опускаются из года в год и постепенно все повышают уровень дна.

Самым энергичным завоевателем вод является торфяной мох. Он растет с поразительной быстротой; он отмирает своими нижними частями и нарастает верхними.

Он работает словно неостанавливающаяся машина по засыпанию озера. В то же время, представляя собой шероховатую поверхность, он задерживает в своих дерниках приносимую ветром пыль и таким образом создает некоторый слой почвы, на котором могут уже селиться и другие растения. Слабая сначала пленка мохового покрова мало-помалу крепнет, заселяется различными растениями, — дальше, больше, — и вот она уже может выдерживать тяжесть болотных птиц, далее легких зверей, а далее она выдерживает уже и человека.

Кому приходилось бывать в наших средне-северных землях, тому, конечно, неоднократно случалось ходить по таким болотам, когда нога мягко ступает по пологу торфяных мхов, большей частью располагающихся густо посаженными одна от другой кочками. Может быть, приходилось и раскачиваться на болоте, то приседая, то выпрямляясь, и тогда наблюдать, как эластична под ногами почва и как от раскачиваний приходит в движение вся поверхность болота вокруг.

А вон там, вдалеке, блестит открытая поверхность воды; это — окно, остаток прежнего водоема, еще не заросший растительностью.

Но зарастет и оно, и тогда будет сплошная пелена зелени, сначала тонкой, затем все более и более толстой, пока, наконец, она не будет выдерживать тяжести человека. А к тому времени из нанесенных частиц земли, из накопившегося перегноя она создаст возможность поселения и другим наземным растениям и таким образом в конце концов превратится в луг.

Под этим слоем еще долго может оставаться вода и, если она остается в сообщении с открытым пространством воды, то может содержать в себе и рыб.

Таким-то образом и возможно удить рыбу на лугу.

В морях

Первое знакомство

Решительно мое первое впечатление от моря было не в его пользу.

Может быть, это было оттого, что я слишком ждал того момента, когда впервые окажусь в открытом море. Может быть оттого, что я увидел его в необычайной для Каспия обстановке полнейшего штиля, когда оно казалось так же мертво, как мертва снежная равнина, без пятна, без границ, уходящая к туманному горизонту. Я не знаю. Но когда утром, на рассвете, я увидел это безжизненное стекло, столбом нестерпимого блеска сиявшее против восходящего солнца, когда я оглянулся кругом и нигде не нашел не только какого-либо конца, но никакого намека на конец: глаз мой так же пытливо и настойчиво щупал пространство, как делают руки в темноте: они протянуты вперед, но хватают и ощупывают только воздух…

А внутри, в сознании сейчас же поднялось желание: идти; идти вперед, идти немедленно и до тех пор, пока это пространство не будет преодолено.

Я стоял на палубе и старался возможно отчетливее разобраться в тех моих ощущениях, которые сейчас записываю. И неожиданно в этом мертвом по внешности стекле показалась жизнь: в немногих метрах от борта вынырнул тюлень. Он вынырнул и тотчас же опять ушел в глубь, но я все же успел заметить его необыкновенно выразительные, показавшиеся мне огромными глаза. Готов поручиться, что они взглянули на шхуну с величайшим любопытством. Тюлень это подтвердил: сейчас же вынырнул опять с мордой, обращенной к шхуне, оглядел ее и, вероятно, решил осмотреть как следует. Потому что, не уходя от шхуны на более далекое расстояние, он описал дугу вокруг ее носа, то скрываясь под воду, то показываясь на поверхности. Каждый раз он оставался на поверхности все дольше и дольше, а скрывался под воду лишь на короткие секунды.

Итак, в первый же день я увидел этого типичного северного зверя в этих южных водах.

Когда-то широкое «Сибирское» море соединяло нынешний Ледовитый океан с нынешним Каспийским морем; Каспий — ничтожный остаток этого громадного моря. И когда моря разъединились, часть северных обитателей осталась отрезанной от родных льдин. А они родные и для каспийского тюленя. Зимой стада тюленей приплывают к северным берегам, ко льдам; здесь, с конца декабря и до середины февраля, самки рождают на льду детенышей; здесь на льду, они и выкармливают их своим молоком, здесь же и линяют. А с наступлением тепла тюлени откочевывают обыкновенно к средним частям Каспия, где глубже и потому вода холоднее.

Тюлень рассеял неподвижность моря. А я с новым ожиданием уходил с палубы.

— Будет же и волна, — говорил я сам себе. — Посмотрим, каково море в волну.

Волна не замедлила прийти.

Сельдь

На другой день я увидел и кусочек настоящего моря и кусочек настоящей морской ловецкой жизни.

Море волновалось, но не было шторма. Мы бросили якорь в месте сельдяного лова недалеко от Мангишлака. Моей обязанностью было объехать, сколько успею, рыбаков, проверить, у всех ли имеются промысловые свидетельства и законны ли их сети. Дело в том, что, предупреждая лов слишком молодой, недоросшей еще рыбы, закон устанавливал (и теперь устанавливает) определенный размер ячей сети: сети, ячеи которых имеют меньший размер, подлежат конфискации; подлежала конфискации также и вся уловленная незаконными сетями рыба.