Читать книгу "Запах полыни - Галина Гордиенко"

Во-первых, она отвыкла смотреть на кого-либо снизу вверх — слишком уж редко встречала людей выше себя.

Во-вторых, как он смел так усмешливо, так гнусно и так выразительно кривить свои мерзкие губы?!

Размышлять, как бы побольнее уесть наглеца в шикарном светло-сером плаще, Татьяна не стала, на это просто не было времени, она спешила. Поэтому мощным толчком свободной руки Татьяна отправила незнакомца обратно на улицу — в спину полетели восторженные вздохи посетителей кондитерского отдела — и пулей вылетела на тротуар.

К ее искреннему разочарованию, незнакомец равновесия не потерял, стоял как стена. Тане даже показалось, что он и сам собирался податься назад, пропуская ее, просто она оказалась быстрее.

Таня сердито фыркнула: ну и фрукт! Незнакомец преувеличенно почтительно склонил перед ней голову и пропел:

— Мадам, я в восхищении!

— Я вам не мадам! — оскорбленно прошипела Таня.

— Неужели… все еще мадемуазель? — невинно удивился парень.

Серо-зеленые глаза откровенно смеялись, и Таня не выдержала: резко выбросила левую ногу и съездила каблуком по щиколотке бессовестного проходимца. Тот ахнул от боли. Укоризненно покачал головой, оценивая нанесенный ущерб — брюки были безнадежно испорчены, — и уважительно прошелестел:

— Амазонка…

— Свинья! — тут же откликнулась Таня и помчалась прочь.

Радости от одержанной победы она не испытывала.

В последний момент Татьяна узнала в незнакомце шефа Сауле. Месяц — или уже два? — назад она сама выбила из него свободный график для подруги, и он пошел навстречу. Правда, тогда она держалась довольно скромно и одета была… соответствующе моменту.

Слава богу, он не узнал ее! Не хватало навредить Саулешке, в кои-то веки ее устраивает работа.

Сергей Векшегонов смотрел Татьяне вслед и улыбался: потрясающая девица! Никаких комплексов, настоящий танк на городских улицах, смазливая мордашка ничего не меняет, как и изумительная фигура.

Смутно мелькнула мысль, что где-то ее видел, но Векшегонов лишь фыркнул: он бы запомнил. Девчонка выделялась среди знакомых девиц, как хищный коршун среди мирных домашних несушек.

Векшегонов приподнял испачканную и порванную острым каблуком брючину и уважительно присвистнул: ну и царапину оставила ему незнакомка! Что называется — на добрую и долгую память.

И он повернул к дому, размышляя по пути, где бы еще раз пересечься с этой воинственной красавицей — не караулить же возле магазина? Раньше Векшегонов здесь ее не встречал.

— Берут, — довольно пропела баба Нина, кивнув на разложенные доски, — не успеваю выкладывать…

Сауле смущенно зарделась: действительно, среди нехитрого товара не осталось ни одной разделочной доски с рисунком.

Баба Нина бесцеремонно забрала у Сауле пакет. Заглянула в него и разочарованно пробормотала:

— Всего две принесла? Чего ж так мало? Даже выложить нечего, как раз две доски я обещала девкам с овощного ряда отложить, на подарки хотят.

Сауле пожала плечами. Не хотелось объяснять, что сейчас совсем нет свободного времени, на носу защита, два месяца осталось, а у нее еще дипломная работа не написана.

Баба Нина протянула сто рублей. Сауле неловко сунула их в карман пальто. Глупо, но она почему-то стеснялась доставать кошелек и укладывать деньги туда.

И так же неловко было напоминать старухе о задолженности.

Сауле отобрала для работы пять ровных бездефектных досок и, пряча глаза, еле слышно сказала:

— Вы обещали сегодня вернуть пятьсот рублей…

Она мучительно покраснела: баба Нина явно не расслышала. Рассчитывалась с покупателем.

Молодой парень неумело держал обеими руками самую большую разделочную доску и вяло протестовал против мелочи. Баба Нина собиралась дать ему сдачу пятидесятикопеечными монетами — целых двадцать рублей! — где она только их насобирала…

Сауле неуверенно оглянулась на автобусную остановку, больше всего на свете хотелось плюнуть на деньги и уехать домой. В конце концов, не так уж и нужны эти пятьсот рублей, они с Китенышем не голодают.

И все же Сауле не ушла. Парень так и не взял у старухи всей суммы, терпения не хватило ждать, пока она отсчитает монетки. Тем более баба Нина все сбивалась и сбивалась, начиная сначала.

Сауле сочувственно посмотрела мужчине вслед: вряд ли у него есть лишние деньги, уж очень одет скромно. Наверняка женат и при ребенке, вон из пакета торчит яркая игрушечная машинка, да и купленная доска о том же говорит.

Сауле отогнала предательскую мысль, что баба Нина — неплохой физиономист. Она могла специально дать сдачу мелочью, чувствовала — молодой человек не станет дожидаться конца ее расчетов. Пожилой даме, например, баба Нина без разговоров сдала десятками. И беременной женщине тоже.

«Может, у нее просто не осталось бумажных денег, — одернула себя Сауле. — Кто-то ведь дал эту мелочь, не домой же нести…»

— Мы договаривались, что сегодня вы отдадите пятьсот рублей, — робко начала она.

И снова неудачно: баба Нина как раз начала ругаться с соседкой, чтоб та отошла со своими семечками подальше. Мол, ее покупатели закрывают товар.

На взгляд Сауле, симпатичная молодая женщина стояла достаточно далеко, торгуя сырыми семечками из большого полиэтиленового мешка. И больше двух-трех покупателей около нее не собиралось. Но спорить женщина не стала и, покраснев от натуги, оттащила мешок подальше.

— Баба Нина…

— Ах ты ж, паршивка эдакая! — Старуха ястребом кинулась на замурзанную маленькую девчушку.

Сауле поморщилась от жалости: малышку поймали, как говорится, на месте преступления. Она только что вытащила из большой хозяйственной сумки уже надкусанную хозяйкой булочку и теперь судорожно прижимала ее к грязной куртке.

— Воровка бессовестная, — с ненавистью шипела баба Нина, выкручивая из тощих ручонок свою булку. — Развелось вас как собак, на секунду честным людям отвернуться нельзя…

Девчонка молчала, но в трофей вцепилась намертво. И смотрела на торговку с ничуть не меньшей ненавистью, почему-то не делая попыток к бегству.

«Пожалуй, помладше Китеныша. Года четыре, не больше. Ах ты боже мой, маленькая какая…»

Сауле суетливо нашарила в сумке кошелек и вслепую вытащила десять рублей. Протянула старухе и пролепетала виновато:

— Баба Нина, отдайте вы ей эту булку. Пусть поест, ведь светится вся…

Старуха взглянула на нее пронзительно, но девчонку отпустила. Вырвала у Сауле десятку и недобро протянула:

— Пожалела, значит? Ее, не меня? Я, значит, весь день кручусь на холоде как проклятая, нет времени поесть толком, вон, только куснуть хлебец и успела…

— Но она…