Читать книгу "Долина забвения - Эми Тан"

— Что за мужчина приходил к тебе вчера?

— У нас с ним когда-то были общие дела.

— Я знаю, что это мой отец, — сказала я слабым голосом. — Я видела его лицо, когда он поднимался по лестнице. Я на него похожа. И я знаю, почему мы отправляемся в Сан-Франциско — там живет твой сын. Я слышала, как об этом говорили слуги.

Она слушала меня в молчаливом остолбенении.

— Ты не можешь этого отрицать, — закончила я.

— Вайолет, милая моя, прости, что причинила тебе боль. Я держала это в секрете только потому, чтобы ты не думала, что нас бросили. Он забрал Тедди сразу после его рождения, и с тех пор я его больше не видела. У меня есть возможность вернуть его, и я должна ею воспользоваться, ведь это мой ребенок. Если бы тебя забрали у меня, я бы точно так же боролась за то, чтобы тебя найти.

Боролась бы за меня? Сомневаюсь.

Но потом она подошла и обняла меня.

— Ты даже не знаешь, как много для меня значишь.

В уголках ее глаз показались слезы, и этого малого проблеска чувств было достаточно, чтобы я ей поверила и успокоилась.

Хотя позже, в своей спальне, я поняла, что мама ни слова не сказала о чувствах Лу Шина ко мне. Я его ненавидела. Я никогда не смогла бы назвать его отцом.

Остаток утра и весь день до вечера, пока мы собирали вещи в сундуки, она рассказывала мне о нашем новом доме в Сан-Франциско. До этого дня я не слишком-то задумывалась о прошлом матери. Когда-то она жила в Сан-Франциско, и это все, что я знала. И теперь я слушала ее рассказ, будто сказку, и гнев постепенно превращался в волнение. Я представляла себе Тихий океан: его прозрачные голубые воды с серебристыми рыбками, мелькающими сквозь волны, и китов, выпускающих в небо фонтаны. Мама сказала, что мой дедушка был специалистом в области истории искусств, профессором, и я представила себе благородного джентльмена с белыми волосами, стоящего перед мольбертом. Еще мама рассказала, что бабушка была ученым, изучала насекомых — вроде тех, что застыли в тех кусках янтаря, которые я пыталась разбить. Я представила себе комнату с каплями янтаря, свисающими с потолка, и женщину, которая смотрит на них через увеличительное стекло. И пока мама говорила — речь у нее теперь текла легко и непринужденно, — я будто наяву представила себе Сан-Франциско, его пологие холмы рядом с морем. Я представила, как забираюсь на возвышенность и смотрю с нее на залив и острова в нем, как поднимаюсь по крутым тротуарам, по обеим сторонам которых возвышаются дома в западном стиле вроде тех, что я видела во французской концессии,[14] в которых жили люди всех классов и наций.

— Мама, а в Сан-Франциско есть китайцы?

— Да, и довольно много. Хотя в основном это слуги и простые работяги, служащие прачечных и всё в таком духе.

Она подошла к гардеробу и задумалась, какие из вечерних туалетов взять с собой. Она выбрала два платья, потом вернула их на место и взяла два других. Она достала туфли из белой лайковой кожи, потом заметила на одном из каблуков небольшую царапину и снова убрала их в гардероб.

— А там есть иностранные куртизанки, или только китайские?

Мама рассмеялась:

— Там таких людей, как мы, не называют иностранцами, если только они не китайцы или смуглые итальянцы.

Я почувствовала себя униженной. Здесь по нашему внешнему виду мы считались иностранцами. Холодок пробежал по моим венам. А вдруг в Сан-Франциско я буду выглядеть как иностранка из Китая? Если люди узнают, что Тедди — мой брат, они узнают, что и в моих жилах течет китайская кровь.

— Мама, а люди будут хорошо ко мне относиться, если узнают, что я наполовину китаянка?

— Никто даже не подумает, что ты наполовину китаянка.

— Но если они узнают, они будут меня избегать?

— Никто не узнает.

Меня очень беспокоило, что она так уверена в том, чего нельзя сказать определенно. И мне придется вести себя так же уверенно, чтобы сохранить в секрете, что ее дочь — наполовину китаянка. Вот только я постоянно буду тревожиться, что меня раскроют. А она останется такой же беззаботной.

— Мы будем жить в прекрасном доме, — продолжила мама.

Я никогда не видела ее такой нежной, такой счастливой. Она даже помолодела, будто стала совсем другим человеком. Золотая Голубка говорила, что когда в женщину вселяется лисица-оборотень, это заметно по ее глазам: они слишком ярко сияют. И сейчас глаза матери и вправду сияли. Она перестала быть похожей на себя с тех пор, как встретилась с мистером Лу.

— Мой дедушка построил дом прямо перед моим рождением, — говорила мама. — Он не такой большой, как этот дом, — продолжила она, — но и не такой холодный и шумный. Он построен из дерева, и он такой прочный, что даже после сильного землетрясения, когда город почти разрушился, дом остался на месте. Его архитектура сильно отличается от той, что ты видела во французской и британской концессиях. Во-первых, он более уютный, безо всех этих высоких крепостных стен и привратников. В Сан-Франциско нам не нужно будет защищать наше уединение — у нас оно просто будет. Все, что нам понадобится, — изгородь перед домом и низкая железная калитка. Хотя вокруг дома будет ограда, она потребуется только для того, чтобы поддерживать решетки для вьющихся цветов и не пускать во двор бродячих собак. У нас есть маленькая лужайка, похожая на травяной ковер по обе стороны от дорожки, ведущей к дому. Вдоль ограды тянутся кусты рододендрона. А с другой стороны ограды растут стебли агапантуса, душистые розы, лилейники и, разумеется, фиалки. Я посадила их сама, и кроме обычного сорта там растут и душистые фиалки с замечательным ароматом: когда-то я пользовалась духами с таким же запахом, их привезли из Франции. У меня было много вещей такого цвета, и я любила конфеты из душистых фиалок, посыпанные сахаром. Это мои любимые цветы, твои тезки, милая моя Вайолет. Моя мать называла их сорняками.

— Это тоже были ее любимые цветы?

— Она их презирала и говорила, что я ухаживаю за сорной травой, — мать рассмеялась, по всей видимости, не заметив моего смятения, — Войдя в дом, ты окажешься в вестибюле. С одной его стороны идет лестница — как у нас в доме, только немного меньше. А с другой стороны — портьера карамельного цвета на медной гардине, но не такая широкая, как у нас. Если ты пройдешь за портьеру, попадешь в гостиную. Скорее всего, мебель там все та же, старинная, оставшаяся еще со времен моей бабушки. А через большую дверь можно попасть в столовую…

— А где я буду спать?

— У тебя будет прекрасная большая спальня на втором этаже, с ярко-желтыми стенами. Когда-то это была моя комната.

Ее комната! Я была так счастлива, что мне хотелось кричать! Но я старалась не выдавать своих чувств.

— Рядом с большими окнами стоит высокая кровать. А совсем близко от дома растет старый дуб. Можно открыть окно и представить себе, что ты сойка, укрывшаяся в ветвях, — это такие шумные птицы. Они запрыгивали ко мне за орешками. Но там много и других птиц: цапли, ястребы, поющие малиновки. Ты можешь найти их в книгах по орнитологии, которые есть у моей матери. Отец твоей бабушки был ботаником и иллюстратором-натуралистом. А еще у меня есть коллекция кукол, и совсем не таких, каких ты возила в коляске. Они искусно раскрашены. И по всему дому от пола до потолка целые стены из книг — тебе их на всю жизнь хватит, даже если ты будешь читать по две книги в день. Можно взять с собой книгу наверх, в круглую башенку, и почитать там. Когда я была маленькой, я украсила ее цветными платками, разложила там подушки и персидские ковры, чтобы она стала похожа на сераль. И назвала ее «Дворец паши». Или можно посмотреть в окно через подзорную трубу и отчетливо разглядеть набережную, залив и острова — их там несколько — и даже пересчитать шхуны и рыболовные суда…