Читать книгу "Незнакомец - Евгения Стасина"

Болтаю зачем-то, пока он восхищённо разглядывает портативное устройство, и не удержавшись шепчу:

– Танька просила тебя поздравить.

Ну как просила? Бросила невзначай: «Мои ему поздравления», и с ещё большим усердием принялась намывать собачьи миски. Но передать же нужно было, так?

Навряд ли, ведь брат стирает с лица улыбку, убирает в чехол навороченную вещицу, и приговаривает рюмку, ни разу не поморщившись. А после похлопывает себя по карманам, видимо, в поисках сигарет. А ведь не курил раньше… Выпить мог, а курильщиков призирал, спортсмен как-никак!

– Пойду, наверное, торт подготовлю? – и сама смущённая тем, что испортила ему настроение, приподнимаюсь с дивана, а он следом встаёт. Отворачивается, пряча за ухо приговорённую к смерти папиросу, и словно надеясь, что я не услышу, интересуется. Шёпотом, в котором каждое слово криком о чём-то кричит:

– Что за ухажер-то?

– Ветеринар, – сглатываю, по-новому взглянув на помрачневшего юбиляра, и прежде чем ляпну что-нибудь глупое, к кухне рвусь. Через тесно рассаженных гостей, мимо словившего мою руку папы, приложившегося к ладошке тёплым отеческим поцелуем, мимо мамы, слегка повеселевшей от весь вечер дегустируемого ей шампанского. Мимо Миши – опьяневшего и теперь открыто глядящего мне вслед. Недолго, ведь стоит Ване выйти во двор, Васнецов вызывается мне помочь.

Прикрывает дверь в кухню, подходит к столу, мутным взором скользнув по коробке, и уже тянется к синей ленточке, ловко распуская огромный бант:

– Красиво, – одно слово. Похвала, которая адресована даже не мне, а щёки предательски заливает жаром.

Сенька расстаралась. И боксёрские перчатки из мастики вылепила, и коржи у неё – один в один автомобильные покрышки, намеренно небрежно брошенные друг на друга. Даже надпись есть, примитивная «С юбилеем, Иван!», зато аккуратная, выполненная уверенной твёрдой рукой.

Трясу головой, стараясь прогнать охватившее тело оцепенение, и, отодвинув плечом непонятно зачем бросившегося на подмогу мужчину, принимаюсь за дело. Оно нехитрое – открыть упаковку, достать свечи, и по одной расставить их в центре торта  – а движется медленно, словно намеренно время тяну. А может, и впрямь тяну? До сих пор надеясь на что-то, чему точно никогда не случится. Не здесь, когда за дверью с десяток захмелевших гостей; не с ним, ведь эту страницу  я перевернула.

– Поговорить же можем? – а он, кажется, нет.

Подходит вплотную, прижимается к моей напрягшейся спине и опускает горячие ладони на талию, одновременно с этим зарываясь носом в мои распущенные локоны.

– Не передумала?

Вместо прости, я всё понял, давай по-взрослому: с совместным бытом, мелкими ссорами из-за грязной посуды в раковине  или его неспособности понять, почему я до сих пор не прогнала этих шипящих безумных кошек. Лишь странная ласка загоревшейся под трикотажем кожи и опаляющее мочку уха дыхание, тут же сменённое тягучим поцелуем в шею.

– Я скучаю, Саш… Давай ко мне, раз свою квартиру ты превратила в ночлежку для бездомных?

– К тебе? –  хриплю, не пытаясь вырваться из его рук, но упорно продолжаю прокалывать бисквит цветными свечами, в такой ситуации уж слишком хаотично разбредающимися по обмазанной кремом поверхности. – А дальше что?

– Не знаю, жизнь покажет… Утром решим, я сегодня вообще ничего не соображаю. Поехали, а? Скажу Ваньке, что перебрал, а ты, – жадно вдыхает аромат моих духов, тут же пробуя их на вкус, и уже на выдохе шепчет:

– Что-нибудь придумаешь. У тебя вся жизнь на бегу, никто не заподозрит.

Вот тут он прав… Уж последние месяцев шесть точно: бегу сломя голову от самой себя, наивно полагая, что засевший в моих мыслях мужчина согреет. А он и не думает даже, лишь изредка балуя теплом, потеряв которое, холод одиночества ощущается лишь острое. Как сейчас, когда тело молит не отталкивать, а в разум постепенно проникает смысл слетевших с горячих губ слов… Не изменится он, не для меня…

– Нет, – разворачиваюсь, тут же отталкивая Васнецова ледяной ладошкой, и, с вызовом глянув в горящие желанием глаза, отсекаю себе любые пути к возвращению. – Ни сегодня, ни завтра, ни в воскресенье.

Хватит уже. Теперь уж точно, когда я восемь дней заставляла себя вставать с кровати, настырно лелея в душе надежду, что и ему плохо. Без меня, без моей болтовни, без совместной встречи рассветов, которых и не было никогда. А теперь вижу, что зря. Только похоть была, что и сейчас заставляет мужчину тянуться к моим губам, рассчитывая, что поцелуем ещё можно что-то исправить. Напрасно:

– Нет!

Я волонтёр. И хотя бы раз в жизни спасти себя просто обязана. Пусть Васнецов и вставляет палки в колёса, цепляясь пальцами за край стола. Господи, как в клетке… Прижал меня к накрытой протёртой клеёнкой столешнице и дышать не даёт.

 – Почему? Я же вижу, как ты на меня смотришь… Всегда, Сань, даже когда Карина рядом была.

– А она и сейчас здесь,– отклоняюсь назад, отодвигая подальше именинный пирог, в который вот-вот угожу волосами, и отворачиваюсь к окну, не желая и дальше тонуть. – Так что забудь. Будто и не было ничего.

Да и что было-то? Для этого человека лишь приключение…

– Спишь, значит? – нетрезвого человека, опасно оскалившегося, едва мои слова достигли захмелевшего мозга. – С квартирантом своим спишь?

Я губу закусываю, не считая нужным оправдываться, а он хватает меня за подбородок, насильно заставляя повернуться, чтобы теперь зло сощуриться, что-то отчаянно выискивая в моём побледневшем лице.

– То-то он, как хозяин, даже на порог не пустил… И давно?

– А какая разница? – теперь и сама завожусь, наплевав на боль, подаренную его безжалостными пальцами, и спустя долгую, нескончаемую минуту его молчания шиплю, схватив за стальное запястье. – Пусти, иначе Ваньке всё расскажу.

Скорее пугаю, надеясь, что хотя бы это его отрезвит, а он лишь ехидно прыскает:

– Что расскажешь? Что со школы сохла по мне, а как только дождалась моего развода, в койку затащила? Так валяй, – он смеётся каким-то безумным жестоким смехом, а я собственным ушам не верю. – Только про разрисованного сказать не забудь, чтоб зря не винили меня за твоё растление. Хорошая девочка Саша Брагина…

Больно. И от того, как держит меня, грубо очерчивая большим пальцем нижнюю губу, и от того, как смотрит, словно и впрямь поверил, что я такая… И от звенящей в ушах насмешки, на которую трезвым Миша бы никогда не решился, больно вдвойне:

– Поехали, больше предлагать не буду. Хватит корчить из себя недотрогу. Оба же знаем, что брату ты ничего не расскажешь…

И вздрагиваем тоже вместе, застыв от грозного Ванькиного:

– И не надо уже. 

ГЛАВА 15

Саша

Знала бы Сенька, какая судьба уготована этому торту, ни за что бы не стала так тщательно раскатывать мастику, выравнивать края, кутая круглый бисквит в серое сладкое «одеяло», украшать пирамиду красными перчатками, которые никак не хотели походить на боксёрские, лишь спустя час подчинившись настойчивым пальцам кондитера. Упал. Просто слетел со стола и разбился об пол, забрызгав мамин любимый коврик взбитыми сливками. И сердце моё разбилось, но его не так жалко – всё равно никакого проку от этого вечно барахлящего в присутствии Васнецова органа не было. Одни проблемы…