Читать книгу "Государево дело - Иван Оченков"

– Не прибедняйся, атаман, – прервал его оторвавшийся от писания Сомов, – посылали вам в прошлом годе и свинца, и зелья порохового, и хлеба изрядный запас.

– Да что же там посылали! – всплеснул руками Епифан. – Оно, конечно, от нас по великой скудости и за то земной поклон, однако же, как ни крути, а после дележки каждому казаку досталось всего-то – свинца по пульке, пороху по жменьке, сукна по вершку, а хлеба так и вовсе – один сухарь на двоих!

– Я сейчас запла́чу от бед ваших! – посулил я расходившемуся атаману. – Ладно, вставай с колен. Не люблю я этого. Лучше скажи, что делать будете, если жалованье получите? Стоит ли мне в расход входить, а то ведь казна не резиновая!

– Какая, государь?.. – выпучил глаза поднимающийся Родилов.

– Не бездонная, – пояснил я, чертыхнувшись про себя.

– Ага, понял, надежа! А на вопрос твой отвечу так: коли ты нас пожалуешь, то соберем силы, да и ударим по турку! Един, да другой, да третий! Обшарпаем[30] все берега в Крыму да туретчине, разорим все крепости, какие возьмем, побьем ратных людишек, хоть янычар, хоть кого иного.

– И сколько же вам надо?

Видимо, ответ на этот вопрос был давно заготовлен у атамана, и тот, достав из-за пазухи грамотку, развернул ее и стал бойко зачитывать казачьи нужды. Причем тараторил так, что сразу стало понятно – заучил, шельмец! Потому что так быстро читать никакой дьяк не сможет.

– Жалованья денежного – каждому атаману по пяти рублей, а рядовому казаку по три. А всего пятнадцать тысяч восемьдесят рублей серебром!

– Разбойник! – охнул Сомов, услышав столь несуразную цифру.

– Сукна на зипуны хоть сотню поставов[31], зерна – тысячу четвертей, крупы – триста, сухарей тако же, – невозмутимо продолжал посланник Тихого Дона, – а свинца и пороха никак не менее чем по триста пудов, а без того, государь, службу тебе править не мочно!

– Губа не дура, – переглянувшись с Колтаковым, крякнул Вельяминов, и непонятно было, считают ли они расчеты казаков справедливыми или же наоборот.

Я некоторое время раздумывал над расчетами атамана и никак не мог решить, куда его послать за наглость: на хрен или лучше сразу на дыбу? С другой стороны, этим летом турки начнут воевать с поляками, а значит, вместе с султаном в поход отправится и хан со своими беями…

– Азов возьмешь? – спросил я, пристально взглянув в глаза Родилову.

Тот глубоко вздохнул в ответ, после чего скомкал богатую шапку, которую до сих пор держал в руках, и с отчаянным выражением на лице швырнул ее себе под ноги:

– Возьму!

– Ой ли?

Дело было в том, что атаман Епифан был давним сторонником похода на Азов. Однако у казаков все решает круг, а донцам не слишком-то хотелось лезть на крутые палисады турецкой твердыни, рискуя остаться под ними навсегда. Куда как выгоднее было протащить струги свежевыкопанным ериком и отправиться в набег на татарское и турецкое побережье. Конечно, сгинуть можно было и в этом случае, но все же риск куда меньше, а добыча в случае удачи гораздо больше! Но если Родилову удастся получить царское жалованье, да еще в таком объеме, то его укрепившегося авторитета хватит, чтобы продавить поход, и тогда он войдет в историю как величайший атаман. Только вот военное счастье переменчиво, и что делать, если турки отобьют штурм? Скорее всего, казаки сместят неудачника, но это еще полбеды. Что тогда скажет Иван Мекленбургский, насмешливо глядящий в глаза атаману? Ох и длинные руки у московского владыки, и многие вожаки казачьей вольницы, рискнувшие встать на его пути, успели почувствовать на себе их крепость. Взять хоть Ваньку Заруцкого или Баловня…

– Пушек-то дашь, государь? – угрюмо спросил атаман.

– А ты пять тысяч казаков в поход соберешь? – вопросом на вопрос ответил я.

– Соберу.

– И я дам. И пушек, и розмыслов, наученных крепости брать. И оружия подкину. Пятнадцать тысяч, правда, не обещаю, это ты загнул, но деньги будут. Но учти, кроме нас, тут собравшихся, об этом никто не знает и знать не должен. Кто вздумает проболтаться – пусть лучше сразу сам себе язык отрежет. В Москве сейчас турецкий посол, а потому будьте готовы, атаманы-молодцы, что вас для видимости из столицы поганой метлой погонят. Это понятно?

– Понятно, царь-батюшка, – заулыбался атаман. – Хитрость на войне – первое дело!

– Ладно, ступайте покуда. Мне еще надо с полковником Одинцом встретиться.

– Это тот, которого Сагайдачный прислал? – насторожился Родилов.

– Ты его знаешь?

– Да казак известный, – скривился донец, – как и его гетман!

– И что ты о них думаешь?

– Да что тут думать! Бородавка и другие голутвенные казаки[32] отобрали у Петьки булаву, вот он и злобится. Будет просить помощи, чтобы опять верх взять и пановать дальше.

– Прямо как ты сейчас?

– Что ты, государь! – Атаман сделал вид, что оскорбился. – У нас на Тихом Дону такого отродясь не водилось.

– Ну-ну, – хмыкнул я вслед уходящим казакам.

Судя по их довольным рожам, беседа получилась продуктивной. Во всяком случае, обещания мои их приободрили. Ничего, пусть порадуются. Обещать – не значит жениться!

– Государь, – обеспокоенно спросил Никита, когда мы остались одни, – а чего это ты им пособить решил?

– С чем это?

– Так с Азовом!

– А, вон ты про что, – усмехнулся я. – Ну так с нехристями воевать – дело по-любому богоугодное.

– Оно так, – покачал головой Вельяминов. – Только ведь тогда мы с султаном поссоримся!

– Это еще почему?

– Так ведь не поверит он, что донцы без нашей помощи управились!

– Пусть не верит. Ему все равно не до того будет.

– Это как?

– Да вот так! Он в следующем году собрался в Молдавии воевать, так?

– Так.

– И крымский хан туда своих нукеров поведет?

– Известное дело!

– Ну вот и пусть воюет. А казачки́ тем временем ему с этой стороны подгадят. И тогда ему хоть разорвись!

– Оно так. Только нам какая выгода?

– А вот об этом мы завтра поговорим. Сразу после того, как с посланниками Сагайдачного побеседуем.