Читать книгу "Вся правда, вся ложь - Татьяна Полякова"

– Вот именно. – Я вздохнула и отвернулась к окну, не желая видеть насмешки на физиономии Берсеньева.

– Предположим, – милостиво кивнул он, – о Миронове я никогда не слышал, а вот с Потаповым знаком.

– И что?

– Ничего. Малоприятный тип, но на подобное злодейство не способен. Прежде всего потому, что трус, да и повода не вижу.

– А судебный процесс, который он проиграл? – не отставала я.

– У господина Потапова большая склонность к сутяжничеству. Он даже прозвище заработал: Стряпчий. Кодекс знает куда лучше, чем ты «Отче наш». По малейшему поводу бежит в суд. Со мной, кстати, тоже судился. Вся эта канитель тянулась года два.

– Не свисти, ты появился здесь совсем недавно.

– Тяжбу он начал с моим предшественником, – хмыкнул Сергей Львович и покосился на меня. – Ты бы не наглела, радость моя, не люблю я этого. – Он улыбнулся шире, а я поежилась, улыбка была из тех, что красноречивее любых угроз. – Если речь идет о вендетте, то нашего мстителя надо искать совсем в другом месте.

– В каком, не подскажешь?

– Покопаемся в прошлом убиенной.

– Тут большое поле деятельности, – съязвила я. – Девчонка – сирота из районного города, работала в библиотеке. Кто-то вовремя не вернул книгу, она сделала замечание и нажила лютого врага?

– Кто знает, – пожал плечами Берсеньев, игнорируя мою язвительность.

– Хорошо. Давай навестим бабулю.

– Начнем с подруги. Лучшая подруга, весьма вероятно, знает куда больше, чем бабка. Вот взять тебя, к примеру, ты с родственниками очень откровенна?

– Смотря с кем. Маму с папой травмировать ни к чему, а с Агаткой…

– Обо мне ты ей рассказала? – невинно поинтересовался он.

– Нет, – отрезала я.

– Вот видишь…

– Ничего не вижу. О тебе я и с подругами откровенничать бы не стала, и ты прекрасно знаешь почему.

– Согласен, пример неудачный. Надеюсь, убиенная не была такой уж скрытной. Ну, что, отправимся к подружке?

– Прямо сейчас? – растерялась я.

– А чего тянуть. Через час будем на месте, вечером больше шансов застать ее дома.

– У меня ни телефона, ни адреса…

– Ну, так узнай.

Я задумалась, кому следует позвонить: Ольге Валерьяновне или Одинцову? Бабуле объяснять замучаешься, зачем мне понадобился адрес Веры. Самому Одинцову звонить тем более не хотелось: сегодня у нас уже состоялся малоприятный разговор…

Мост остался позади, Берсеньев, видя, что я продолжаю сидеть истуканом, притормозил и терпеливо ждал, постукивая ладонями по рулю.

– Ты чокнутый, – сказала я, ну кто меня опять за язык тянет?

– С чего вдруг? – поднял он брови.

– С какой стати тебе всем этим заниматься? Со мной-то все ясно: мне бабулю жалко… и Одинцова. А ты их даже не видел.

– Счастье мое, ты с энтузиазмом занимаешься чужими проблемами, чтобы забыть о своих, хотя бабулю тебе, скорей всего, и правда жалко. А я изнываю от скуки. Моя причина ничуть не хуже твоей. Ты звонить думаешь?

Чертыхнувшись, я достала мобильный и набрала номер Одинцова.

– Слушаю, – отозвался он, в голосе чувствовалось напряжение.

– Геннадий Владимирович…

– Мы же договорились, – мягко перебил он. – Давайте без отчества.

– Вам известен телефон и адрес Веры?

– Ириной подруги? Телефон есть, адрес я не помню, но могу объяснить, как проехать… – Объяснение вышло коротким и вполне толковым. – Квартира, кажется, двенадцатая. На третьем этаже сразу направо… Я могу узнать, о чем вы хотите с ней поговорить?

– Если честно, затрудняюсь ответить. Жду озарения. А еще какой-нибудь зацепки.

– Я-то думал, вас интересуют совсем другие люди, – помедлив, произнес он, о каких людях речь, догадаться нетрудно.

– И они тоже, – ответила я и поспешно простилась.

– Вот уж кто в самом деле чокнутый, так это Одинцов, – хохотнул Сергей Львович, заводя машину.

– Почему? – насторожилась я.

– Потому что вообразил, будто такая пигалица, как ты, способна отыскать убийцу.

– Такая пигалица, как я, смогла раскусить такого гада, как ты, – не осталась я в долгу.

– Тебе просто повезло. – Он включил навигатор, забил нужный нам населенный пункт и подмигнул: – Поехали, мое прекрасное, но неисправимо хамское создание. Кстати, ничего особенного обо мне ты не разнюхала.

– У меня еще все впереди. Когда-нибудь я узнаю, кто ты на самом деле.

– Избави бог, – дурашливо покачал головой Берсеньев. – Я буду по тебе ужасно скучать.

– В тюрьме?

– На кладбище, куда обязуюсь заглядывать в день нашего знакомства.

– Черт-те что, – сказала я печально.

– Так и быть: еще в день твоего рождения, – с серьезной миной продолжил он. – Чаще не могу, извини, кладбище всегда на меня тоску навевает.

– Вдруг повезет, и это я навещу тебя с цветами?

– Маловероятно. Хотя и возможно. Место моего упокоения, должно быть, заросло травой, вряд ли за могилкой кто-нибудь ухаживает.

– На нашем кладбище есть твоя могила? – голосом, которым обычно выпрашивают пряник, спросила я. Берсеньев впервые сообщил то, что касалось его прежней жизни, и это, признаться, произвело впечатление.

– Не знаю, что ты называешь «нашим» кладбищем, то, где похоронен я, довольно далеко. Можем совершить увлекательную экскурсию, но я бы на твоем месте торопиться не стал, раз уж в этом случае тебе придется упокоиться рядом. Будем лежать, точно Петр и Февронья.

– Вот дерьмо…

Машина тронулась с места, а я погрузилась в размышления. На этот раз касались они не убийства и даже не моей несчастной любви, а Берсеньева, точнее, превратностей судьбы, которые иначе как невероятными не назовешь. Вот что, к примеру, заставляет меня быть рядом с этим типом? Можно не сомневаться, говорил он вполне серьезно, хоть и сопроводил свои угрозы дурацким смешком. И на кладбище меня запросто устроит, и, вероятно, будет на могилу захаживать, и вовсе не для того, чтобы запудрить голову окружающим, вспоминая прилюдно нашу недолгую дружбу, а, что называется, по велению души. И я, зная все это, ни злости, ни даже страха не испытываю. Почему, спрашивается? И какая сила притягивает нас друг к другу? Что по этому поводу думает Берсеньев – тайна за семью печатями, можно, конечно, спросить, но на правдивый ответ рассчитывать не приходится. Что касается меня, тут все еще хуже. Ясно одно: не обаяние Сергея Львовича так на меня действует. Любопытство? Допустим. Но просто любопытства мало. Тоска по несбыточному, которая терзает нас обоих? Сентиментальный бред… или не бред? Поди разберись.