Читать книгу "Что за безумное стремленье! - Фрэнсис Крик"

Нас с Джимом часто спрашивают, долго ли мы занимались исследованиями ДНК. Ответ зависит от того, что считать исследованиями. Почти два года мы часто обсуждали эту тему – в лаборатории, или во время нашей обеденной прогулки в университетских садах у реки, или на дому, так как Джим иногда забегал ко мне в час ужина, глядя голодными глазами. Порой, когда летняя погода особенно отвлекала от работы, мы брали выходной и отправлялись на лодке вверх по реке к Грантчестеру. Мы оба были убеждены, что ДНК имеет большое значение, хотя вряд ли представляли себе, насколько большим оно окажется. Вначале я считал, что расшифровкой картин рентгеновской дифракции на нитях ДНК должны заниматься Морис, Розалинда и их коллеги в Королевском колледже, но со временем и меня, и Джима стало раздражать то, как медленно идут у них дела и какие тихоходные методы они используют. Натянутые отношения между Розалиндой и Морисом только ухудшали положение.

Главное различие в подходе состояло в том, что нам с Джимом были хорошо известны обстоятельства открытия альфа-спирали. Мы представляли себе, какие сильные ограничения задаются известными межатомными расстояниями и углами, и знали, что предположение о правильной спиральной структуре резко сокращает количество свободных параметров. Сотрудники Королевского колледжа не спешили уверовать в такой подход. В особенности Розалинда – она хотела максимально полно использовать экспериментальные данные. Наверное, она считала, что угадывать структуру путем построения моделей, задействовав минимум экспериментальных результатов, – слишком несерьезно.

Часто обсуждают трудности, с которыми сталкивалась Розалинда в качестве женщины-ученого. Без сомнения, досадные ограничения имели место – например, она не могла выпить кофе в помещении для сотрудников, куда допускались только мужчины, – но они были незначительными, или, по крайней мере, мне тогда так казалось. Насколько я мог судить, ее коллеги обращались с учеными обоего пола одинаково. В группе Рэндалла были и другие женщины, например Полина Кауэн (ныне Гаррисон), и более того, их научным консультантом была Онор Б. Фелл, выдающаяся специалистка по тканевым культурам. Я не слышал, чтобы кто-то возражал против научной деятельности Розалинды, кроме ее родителей. Она была из солидной семьи банкира, в которой считалось, что хорошая еврейская девочка должна выйти замуж и нарожать детей, а не посвящать жизнь научным исследованиям. Но даже родственники на практике не особенно препятствовали ее выбору жизненного пути.

И все же, при всей академической свободе, которой она располагала, думаю, что перед ней вставали препятствия, не столь заметные на первый взгляд. Ее отношения с Морисом осложняло, в числе прочего, подозрение, что она нужна ему как ассистентка, а не как самостоятельный сотрудник. Розалинда занялась ДНК не по свободному выбору и не потому, что находила эту тему важной с точки зрения биологии. Когда Джон Рэндалл пригласил ее на работу, предполагалось, что она будет заниматься рентгеновской дифракцией белков в растворе. Ее предыдущая работа по рентгеновской дифракции углерода служила подходящей рекомендацией к подобным исследованиям. Затем Рэндалл переменил планы и выдвинул идею: дескать, изучение волокон ДНК (которым занимался тогда Морис) становится любопытным, не поработать ли ей в этой области? Сомневаюсь, что Розалинда имела глубокие познания по части ДНК до того, как Рэндалл предложил ей заняться этой темой.

Феминистки иногда пытаются выставить Розалинду первомученицей за свое дело, но не думаю, что факты подкрепляют эту интерпретацию. Аарон Клуг, хорошо знавший Розалинду, однажды сказал мне по поводу одной книги, написанной феминисткой: «Розалинду бы это взбесило». Не думаю, что Розалинда считала себя воительницей за правое дело. Полагаю, она просто хотела, чтобы ее воспринимали как серьезного ученого.

В любом случае экспериментальная работа Розалинды была первоклассной. Трудно представить себе лучшее исполнение. Однако она чувствовала себя не столь уверенно, когда дело доходило до интерпретации подробностей рентгенограмм. Все, что она делала, было основательно – пожалуй, слишком основательно. Ей не хватало эксцентричности Полинга. И я убежден, что одной из причин тому, помимо заметного различия в темпераменте, было ее ощущение, что женщина должна доказать свой профессионализм во всем. Джима не мучили подобные тревоги по поводу собственных способностей. Он просто хотел получить ответ, а будет ли тот получен основательным методом или поверхностным – его не волновало. Все, что ему было нужно, – получить ответ поскорее. Говорят, виной тому избыток профессиональной ревности, но это мнение вряд ли подкрепляется фактами. Мы так увлеклись методом моделирования, что не только учили Мориса его применению, но и одалживали ему наши конструкторы для изготовления необходимых компонентов модели. Должен признать, в некоторых отношениях мы вели себя несносно (они так и не воспользовались нашими конструкторами), но дело было совсем не в соперничестве. Мы просто отчаянно хотели знать, как устроена эта структура.

Это было мощное преимущество в нашу пользу. Думаю, были как минимум еще два. Ни Джим, ни я никогда не испытывали давления со стороны – нас не торопили с решением задачи. То есть мы, поломав над ней голову, могли на какое-то время ее отложить. Второе наше преимущество состояло в том, что мы выработали негласные, но плодотворные методы сотрудничества, которых не хватало лондонской команде. Если кто-то из нас предлагал новую идею, напарник, восприняв ее со всей серьезностью, пытался ее опровергнуть – прямым текстом, но без недоброжелательства. Это оказалось весьма существенным.

Решая научные задачи подобного рода, практически невозможно избежать ошибок. Я уже перечислил некоторые свои заблуждения. Так вот, чтобы получить верное решение задачи (если только оно не элементарно простое), обычно требуется последовательность логических шагов. Если на одном из них возникнет ошибка, ответ нередко ускользает, поскольку ошибка, как правило, заводит на совершенно ложный путь. Следовательно, крайне важно не попасться в ловушку собственных заблуждений. Преимущество интеллектуального сотрудничества – в том, что оно помогает избавиться от ложных представлений. Типичный пример – первоначальная уверенность Джима в том, что фосфаты должны располагаться с внутренней стороны структуры. Доводом ему служило то соображение, что длинные основные аминокислоты гистонов и протаминов (белков, ассоциированных с ДНК) могут в таком случае входить внутрь структуры и связываться с кислотными фосфатными группами. Я обстоятельно возражал, что это слишком слабый довод и что им стоит пренебречь. «Почему бы не построить модель с фосфатами снаружи?» – сказал я Джиму как-то вечером. «Потому, – ответил он, – что это будет слишком просто» (он имел в виду, что таких моделей можно построить слишком много). «Тогда почему бы не попробовать?» – сказал я вдогонку Джиму, скрывшемуся в ночи. Я имел в виду, что на данный момент мы все равно так и не смогли построить хотя бы одну годную модель, так что любая приемлемая модель будет шагом вперед, даже если она окажется не единственно возможной.

Этот спор имел важные последствия – он привлек наше внимание к основаниям. Если фосфаты находились внутри структуры, а основания с наружной стороны, мы могли позволить себе игнорировать форму и расположение оснований. Если мы хотели разместить их внутри, нам приходилось присмотреться к ним поближе. Когда мы наконец построили модели оснований в масштабе, для меня стало новостью, что их размер не соответствовал моим умозрительным представлениям – они были намного больше, – хотя форму я представлял себе в целом верно.