Читать книгу "Психология зла - Джулия Шоу"

Эмоциональная и физическая дистанция, которую мы держим с психически больными людьми, ничем не обоснована и имеет катастрофические последствия. Большинство стран прошли долгий путь и уже не запирают людей с психическими заболеваниями в средневековых домах сумасшедших с бесчеловечными условиями, не изгоняют из них злых духов и не подвергают публичным насмешкам и оскорблениям — но нам еще есть к чему стремиться. Нам нужно побороть ошибки «детекторов жутковатости». Люди с психическими заболеваниями могут казаться непредсказуемыми, но непредсказуемость не означает жестокость. Общайтесь с особенными людьми, не бойтесь их. Сядьте рядом с незнакомцем, который ведет себя странно. Но только если он не пьян и не под кайфом.

Давайте менять отношение общества к людям с психическими заболеваниями.

Удары током

Возможно, вы слышали о классическом эксперименте в области подчинения авторитету, проведенном в 1963 году Стэнли Милгрэмом[103]. Его участникам предлагали взять на себя роль «учителя» и бить током «ученика», когда тот ошибался, вспоминая слова из списка. «Ученик», который в действительности был в сговоре с исследователем, сидел в соседней комнате. Экспериментатор требовал, чтобы «учитель» усиливал силу тока всякий раз, когда «ученик» допускал ошибку: он должен был начать с 15 вольт и дойти до 450; последний рычаг был помечен знаком «Опасность: высокий разряд».

В какой-то момент «ученик» начинал выступать против повышения разряда. В оригинальной статье написано: «Когда подается разряд 300 вольт, “ученик” стучит по стене комнаты, в которой сидит привязанным к электрическому стулу. Испытуемый слышит стук. Начиная с этого момента, “ученик” больше не отвечает... Он повторно стучит после разряда 315 вольт, а потом его уже не слышно». Очевидно, экспериментальная процедура вынуждает «учителя» поверить, что тот убивает «ученика». Несмотря на это, только 14 из 40 мужчин, принявших участие в эксперименте, прервали его, не достигнув самого сильного разряда. Это была невероятная иллюстрация тезиса, что кто-то из нас будет следовать командам авторитетного лица, которое требует действовать против нашей совести, даже в такой невинной ситуации, как психологический эксперимент. Мы вернемся к теме подчинения авторитетам в другой главе, а здесь я хочу обсудить эмоциональный ответ участников эксперимента на собственное поведение.

Как и ожидалось, большинство участников испытывали крайний стресс. Они пытались возразить экспериментатору: «Не думаю, что это гуманно. Какой-то адский эксперимент. Это безумие». И после того как эксперимент заканчивался, послушные участники «вытирали пот со лба, терли глаза пальцами или нервно вертели в руках сигареты». Но одну необычную реакцию на стресс Милгрэм нашел особенно любопытной. Это был нервный смех.

Одним из признаков напряжения были частые приступы нервного смеха. 14 из 40 участников демонстрировали отчетливые признаки нервного смеха или улыбки. Смех казался совершенно неуместным, даже странным. Полномасштабные, неконтролируемые приступы смеха наблюдались у трех участников. В одном случае мы наблюдали настолько сильные конвульсии, что пришлось приостановить эксперимент. Участник, 46-летний продавец энциклопедий, был сильно смущен своим неуместным и неуправляемым поведением.

Почему они смеялись? Конечно же, их не радовала перспектива убить током незнакомца? Нет, похоже, они смеялись по какой-то иной причине и при этом стеснялись ее.

Смех и улыбку часто связывают со злодейством. Мы представляем, как гогочет злая ведьма, смеется серийный убийца, ухмыляется дьявол. Хотя это может быть автоматическая реакция лица на стресс и неопределенность, она представляется в этих обстоятельствах выражением садистского удовольствия. И добровольцы хорошо знали об этом: «В интервью после эксперимента участники всячески пытались объяснить, что они не садисты и что смех не означал, будто им нравилось бить жертву током».

Мы уже говорили о противоречивых эмоциях, когда обсуждали милую агрессию, и, скорее всего, они носят защитный характер. Мозг предотвращает своеобразное «короткое замыкание», когда переживает слишком сильные эмоции, и вынуждает нас испытать противоположные чувства. Мы готовы принять, что можем нервно хихикнуть, когда делаем то, что нас пугает, или улыбнуться во время похорон, или почувствовать желание причинить боль любимому домашнему питомцу. Но все же нам неприятно замечать сходство своего (неуместного) выражения лица во время жестоких действий с выражением лица в других ситуациях. Мы считаем, что люди, которые демонстрируют неподходящие эмоции невовремя, странные.

По мнению Роя Баумайстера и Кита Кэмпбелла, смех может быть таким пугающим, потому что жертвы и их мучители различаются в восприятии и переживании вреда[104]. Это связано с тем, что Баумайстер назвал «несовпадение масштабов»[105]. «Суть несовпадения масштабов в том, что жертва теряет больше, чем получает мучитель», — объясняет автор термина.

Например, когда вор крадет что-то, замена украденного обычно обходится жертве дороже суммы, за которую вор может продать эту вещь. Насильник может почувствовать свою власть на короткое время, но жертва страдает потом долгие годы. Убийца забирает жизнь, а семья жертвы испытывает боль и страдание от потери, ни в коей мере не сравнимой с выгодой, которую получает преступник.

Этот дисбаланс крайне важен. Из-за несовпадения масштабов жертвы часто описывают действия мучителей как беспричинные. «Жертва может отмечать, что действия мучителя не имели никакой причины или... что он действовал из чистой злобы». Баумайстер и Кэмпбелл пишут: «Масштаб действия может казаться мучителю гораздо меньшим, чем жертве, и потому, чтобы понять психологию мучителей, нам следует отстраниться от точки зрения жертвы». Когда мы говорим о зле, обычно мы стоим на стороне жертвы и видим вред с ее позиции.

Например, жертвы могут запомнить смех мучителя, а те о нем едва вспомнят. Более того: «Жертвы принимают смех мучителя как убедительный знак, что преступник испытывал наслаждение, то есть как признак злобного, садистского удовольствия». Мы можем простить жертвам насилия неспособность тонко различать и верно интерпретировать смех своих мучителей. Быть жертвой насилия и без того очень тяжело. Если преступник действительно наслаждается происходящим, как представляется жертве, тогда несовпадение масштабов превращается в пропасть, а соотношение потери и прибыли так велико, что их невозможно примирить. Это мы и зовем злодейством. «Злобный смех» — отличительный признак жути, поскольку это крайнее проявление несовпадения масштабов.

Давайте обратимся к другому атрибуту жути. Помните исследование, которое я приводила в начале этой главы? В нем описывались разные признаки, считающиеся нами жутковатыми: профессия клоуна или таксидермиста, длинные пальцы или несоблюдение личной дистанции. В этой работе также изучался и еще один аспект жутковатости: хобби жутковатых людей.