Читать книгу "Ревенант - Павел Корнев"

– Флагелланты, – пояснил я, заметил в льдисто-серых глазах девчонки непонимание и пояснил: – Паломники, истязающие себя ради искупления грехов.

– Каких грехов?

– Не слышала о несовершенстве человеческой природы? – фыркнул маэстро Салазар. – Каждый из нас грешен с самого своего рождения. Эти фанатики считают телесную боль достаточной для исправления сего прискорбного обстоятельства. Глупцы! Впрочем, мы отвлеклись. Вернемся к нашим баранам. Точнее, к овце. Или ослице?

На этот раз удержаться от горестного вздоха Марте не удалось, но, на ее счастье, на обочине дороги показался навес. Стены неказистого строения сложили из необработанного камня, венчала его соломенная крыша. В очаге горел огонь, и над землей, почти сразу растворяясь в стене дождя, плыл ароматный дымок. Еще там стояло два стола, а в углу громоздилась небольшая пирамида бочонков.

Микаэль осекся на полуслове, шумно сглотнул и с надеждой обернулся ко мне.

– Остановимся, Филипп? Лошадям нужен отдых!

– Конечно-конечно, – улыбнулся я. – Лошадям!

– Так что?

Ехать под дождем опостылело до крайности, я проявил малодушие и махнул рукой.

– Остановимся! На полчаса, не дольше.

Маэстро Салазар тут же приободрился и направил лошадь к навесу, мы поскакали следом.

– Тело – подарок небес, – произнесла вдруг Марта. – Сознательно уродовать его – грех, разве нет?

Я поначалу не понял, чем вызвана эта реплика, потом сообразил и кивнул.

– Именно так.

Но все мои мысли уже занимал подвешенный над очагом котел.

Глинтвейн? Неужели глинтвейн?! Душу отдам за кружку подогретого со специями вина! Отдам, да. Она и гроша ломаного не стоит, заложена-перезаложена…

Но нет, дородный дядька в непонятной хламиде размешивал деревянным черпаком вовсе не вино, а разогретое с медом монастырское пиво, темное, едва ли не черное, ароматное и тягучее, будто смола. Микаэль поначалу недовольно покрутил носом, но все же пригубил из ковша и расплылся в счастливой улыбке.

– Забористая штука!

– Не без этого, – подтвердил монах и на зубодробительном североимперском подсказал: – Если задержитесь, лошадей за стену под навес заводите, нечего божьим тварям под дождем мокнуть.

Мы так и поступили, после заняли один из столов, и перед нами тут же очутились четыре здоровенные деревянные кружки, две свежайших буханки, головка сыра и колечко сыровяленой колбасы. Микаэль мигом опорожнил свою кружку и велел таскавшему снедь послушнику наполнить ее вновь, да я и сам отхлебнул пива с превеликим удовольствием. Разогретое с медом, оно прогоняло холод ничуть не хуже глинтвейна. Марта делала мелкие-мелкие глотки без видимого удовольствия, а вот Уве почти не отставал от маэстро Салазара, и очень скоро его кашель стих, бледность отступила и в лицо вернулись краски.

Когда мимо потянулся торговый обоз, послушники принялись бегать вдоль обочины, разливая горячее пиво и собирая плату. Под навес никто из купцов не зашел, телеги проследовали дальше без остановок, а процессия флагеллантов, к моему превеликому удивлению, свернула с дороги на едва заметную тропку и затерялась среди кустов с только-только начавшими набухать почками.

– Куда это они? – полюбопытствовал я.

Монах отвлекся от очередного бочонка с пивом и подсказал:

– Паломники идут к святому месту. В пещерах под нашим монастырем жил праведник, звали его Джокем. Святой Джокем из Райле.

Дядька выжидающе уставился на меня, но я слышал это имя впервые, поэтому молча приложился к вновь наполненной кружке. Монах принялся доливать в котел пиво, а маэстро Салазар негромко произнес:

В покаянном экстазе умертвляя плоть, К небесным чертогам паломник бредет,

Ребра давят вериги, ноги босы… – Микаэль задумался, а затем вместо ожидаемого мной ернического окончания стиха вроде: «Он душу продаст за кусок колбасы», – неожиданно жестко выдал:

Когда сдохнет в канаве, на тело, Не позарятся даже бездомные псы!

– Злой ты, – усмехнулся я.

– С чего взял? – удивился маэстро Салазар. – Если не смогу больше держать шпагу, то дам обет не вкушать пищи, лишь пить вино, и стану бродить от селения к селению на потеху честному народу. – Он запустил пальцы за обшлаг камзола и кинул на стол какую-то резную косточку. – Что это, Марта? Как думаешь?

Девчонка провела над странной вещицей рукой и неуверенно произнесла:

– Я чувствую наговор…

– Это ведьмин амулет против морока. Снял его с покойника, который разукрасил тебе личико.

– Ты-ы-ы! – разъяренной кошкой прошипела Марта. – Я все сделала правильно, а ты изводил меня из-за этого драного амулета!

Девчонка начала приподниматься из-за стола, но тут же плюхнулась обратно на лавку, получив раскрытой ладонью по лбу. Движение Микаэля было столь стремительным, что никак среагировать на него она попросту не успела.

– Не важно, сколь искусен твой морок, если человек защищен оберегом или святой реликвией! – негромко произнес маэстро Салазар, подавшись вперед. – Запомни это, и запомни накрепко! Вчера ты допустила ошибку, не проверив наличие магической защиты, в следующий раз тебе раскроят твою пустую голову, и это если очень повезет. Есть куда более неприятные варианты распрощаться с бренным существованием. Хуже того – ты подведешь других. Из-за твоей ошибки вчера надорвался Уве!

Марта шумно сглотнула, кивнула и промолчала.

Я сжал оберег в пальцах, переломил косточку и без сожаления выкинул ее в траву, поскольку такого рода ведьмины поделки могли втравить владельца в самые серьезные неприятности. А стоило только подняться из-за стола, как Уве страдальчески вздохнул и поспешно приложился к кружке с пивом.

– Не торопись, – остановил я слугу, подошел к очагу и спросил у монаха: – Пещера святого отсюда далеко?

– Полчаса туда, обратно быстрее, – поведал дядька. – Но лошадь не пройдет, придется идти в горку пешком. Проводник не нужен, просто с тропки никуда не сворачивайте.

Я вернулся к столу, и Микаэль посильнее опустил шляпу на лицо.

– Хочешь шляться по пещерам, твое право, – презрительно фыркнул он. – Подожду здесь.

Ничего иного я от бретера и не ожидал, выжидающе посмотрел на Марту, но составить мне компанию отказалась и она.

– Не по такой погоде, Филипп, – зябко поежилась девчонка.

– Тебе ведь холод не страшен? – не удержался я от шпильки, припомнив заявление ведьмы о нечувствительности к стуже.

– Ненавижу сырость, – резонно парировала Марта и поплотнее закуталась в плащ.

Тогда из-за стола поднялся Уве.