Читать книгу "Погружение в отражение - Мария Воронова"

– И что вы предлагаете? Никто не хочет меня защищать, а биться самому мне, оказывается, закон не позволяет. Так что, теперь вечно, что ли, в Крестах сидеть, пока не родится адвокат с менее высокими моральными устоями, чем у всех у вас?

Вера Ивановна покачала головой:

– Так не будет.

– Я тоже думаю, что не будет. Если казнь назначена, то она обязательно состоится.

– Не передергивайте, Алексей Ильич. Покамест назначен только суд.

– Который будет простой формальностью. Понятно же, к чему меня приговорят. Вера Ивановна, я был, конечно, ошарашен, когда меня арестовали, но, черт возьми, улики такие убедительные, что я даже начал сам себя подозревать, хотя точно знаю, что ничего подобного не делал.

– Нет?

– Нет, Вера Ивановна.

Она пожала плечами:

– Предупреждаю, что ложь адвокату всегда обходится очень дорого.

– Я не лгу.

– Ладно, тогда я первая подам пример честности. Дело в том, что много лет назад моего мужа убил маньяк.

– Соболезную.

– Спасибо. Просто вы должны знать: я глубоко и непоколебимо убеждена, что никакого другого наказания, кроме смертной казни, для таких чудовищ быть не может. Так что еще раз предлагаю вам взять другого адвоката.

Еремеев нахмурился.

– У вас есть реальный шанс сохранить жизнь, – продолжала Вера Ивановна, – если вы напишете чистосердечное признание во всех убийствах, которые совершили. Дело вернут на доследование, вы будете сотрудничать, покажете, где находятся тела, плюс ваши боевые заслуги… Шанс есть, Алексей Ильич.

– Да ну, бред какой-то! Если бы я и захотел рискнуть и оговорить себя, то все равно не знаю, где тела, так что мне нечего предложить следствию, кроме слез и соплей, а это, сами знаете, товар не слишком ценный.

– То есть мы будем строить линию защиты на том, что вы невиновны?

– Именно.

– Тогда дайте мне хоть что-нибудь. Хоть какую-нибудь зацепку.

Еремеев развел руками:

– Я же вам говорю, ничего нет.

– Алиби?

– Что вы, откуда? Я человек одинокий, с соседями общаюсь постольку-поскольку. После работы нигде не бываю, рано ложусь спать. Да и, насколько я понял, тела обнаруживали не сразу, когда уже трудно определить точное время смерти. Вот с фляжкой только если… Да и то!

Он коротко хмыкнул.

– Что?

– Да чертовщина какая-то! Если я потерял ее, пока убивал того несчастного парня, то с июля как минимум у меня не должно было ее быть, верно?

Вера Ивановна кивнула.

– Однако я помню, как пользовался ею в сентябре.

Она поморщилась. Слабенько. Свидетелей этому нет, но даже если они каким-то образом найдутся, гособвинитель тут же сотрет их в порошок. «Вы точно видели у подсудимого указанную фляжку после июля прошлого года? Чем можете подтвердить? Почему решили, что это именно она, а не точно такая же? Вы просто путаете или даете заведомо ложные показания, чтобы выгородить вашего приятеля?»

– Был момент, когда я решил, что сошел с ума, – сказал Еремеев, – все-таки башкой тогда сильно приложился. Боялся, а вдруг реально раздвоение личности началось или что похуже? Но специалисты в психушке сказали, что я нормальный.

Вера Ивановна покачала головой. Как можно сказать про такого выродка, как Еремеев, что он нормальный?

– Странно вообще, – усмехнулся Еремеев, – такое чувство… Вот вроде точно знаешь, что ничего плохого ты не делал, а как насядут на тебя, так поневоле усомнишься. Думаешь: а вдруг они лучше знают, их же много… Видите, это даже я так считаю, так что говорить о тех, кто меня не знает? С чего бы вдруг они стали мне верить?

– Алексей Ильич, – строго и холодно сказала Вера Ивановна, – верить – это в церковь, а в суде надо доказывать.

Он фыркнул:

– Не докажем. Я уже смирился. Все эти монетки, фляжки, свидетели, которым со страху мерещатся одноглазые люди, это фантасмагория какая-то для меня, но она чертовски убедительна в глазах непредвзятых людей. Я бы на месте судьи не сомневался даже. Ну что делать… Жизнь вообще конечна и кончиться может в любой момент.

Вера Ивановна хотела резко встать, но стул был привинчен слишком близко к столу в расчете на более стройного человека, чем она.

Неловко поднявшись, она вызвала конвой.

– В общем так, Алексей Ильич! Я буду работать над вашим делом, но и вы сами думайте. Попробуйте найти хоть что-то, хоть крошечку, песчинку, которая не убедила бы меня в вашей невиновности, но хотя бы заставила усомниться в вашей вине. Ну и насчет признательных показаний тоже поразмыслите.

В скверике возле консультации Вера Ивановна вдруг разглядела стройную фигурку дочери.

– Мама, ну где ты ходишь! – Таня бросилась к ней, прислонилась замерзшей щекой. – Там такие костюмы выбросили…

Вера Ивановна отступила на шаг, чтобы дочь не почувствовала тюремный запах, который, наверное, еще не выветрился. Заметив, что дочь снова без перчаток, Вера Ивановна сняла свои и сжала в ладонях холодные Танины пальцы.

– Солнышко, выходить замуж в костюме – плохая примета.

– Мам, тебе! Пойдем скорее! Светка очередь держит. Тут недалеко.

– Да ну зачем…

– Пойдем, пойдем…

Таня решительно взяла ее под руку и куда-то потащила.

«Спортсменка, куда ты денешься», – довольно подумала Вера Ивановна и покорилась, хотя никакой костюм покупать не собиралась.

У нее было одно нарядное платье, пошитое из отреза старинного бархата, доставшегося еще от бабушки, так что на свадьбе дочери будет в чем появиться, а костюм – зачем? Сто десять рублей – деньги немалые и пригодятся для Тани. Хоть бельишка ей хорошего купить на медовый месяц у спекулянтов. Все-таки Хен – не советский Ваня, для которого женщина без платья – редкое и восхитительное зрелище. Парень разбалован западным образом жизни: там и фильмы всякие, и сомнительные журнальчики на каждом шагу. Необходимо постараться, чтобы Таня выглядела не хуже тех холеных девок.

Вдруг Веру Ивановну как ударило, она внезапно осознала, что все всерьез. Таня начинает собирать документы и через несколько месяцев уедет. Даже если в загсе ее изведут бюрократическими уловками, все равно. Она умная и целеустремленная, все преодолеет.

Накатила такая острая тоска, что Вера Ивановна не заметила, как оказалась в очереди, змеящейся из дверей небольшого галантерейного магазина.

– Тань, не нужно…

– Нужно. Я уже за деньгами съездила домой. Стой, мы со Светкой за пирожками к метро сгоняем.

Показав Вере Ивановне впереди и сзади стоящих, девчонки умчались. Она проводила их взглядом: точеные, но крепкие фигурки, летящие движения… Таня, конечно, красивее Светочки, и это объективно, а не потому что дочь. Хорошенькая, подтянутая, модненькая – ничего удивительного, что Хен влюбился.