Читать книгу "Под парусом надежды - Вера Колочкова"

– Да не вопрос… – тоже пожал плечами Алексей Степанович, с улыбкой глядя на Киру.

– А… если она и впрямь успела уже прописаться? Тогда как?

– Да очень просто! Как прописалась, так и обратно выпишется. Хотя я думаю, что с пропиской она так – блефует просто. А может, и нет. Такие тетки – они ловкие. И в это свое село… как его? Забыл… В общем, в эту свою Хамовку-Нагловку она тоже съездит, все обратные штампики в паспортах поставит. Не захочет же, в самом деле, свободы лишаться за свои художества! Тут, по всем данным, не только иском о признании брака недействительным пахнет, тут статьей Уголовного кодекса вовсю пованивает! В другой раз пусть себе другого жертвенного жениха подыскивает, у которого дочки-стажера нету… Я думаю, за три дня она управится? Как считаешь? Далеко ей ехать до этой Хамовки, или как ее там?

– Понятия не имею… – виновато пожала плечами Кира.

– Ничего, стажерка, не переживай! Успеет, как миленькая! Да, и вот еще, пока не забыл… Сама-то не будь вороной, сразу после этой истории в батяниной квартире прописывайся! И за ухо веди его на приватизацию, пока государство такую халяву не отменило, и желательно, чтоб она на одну тебя была приватизирована… А иначе только и будешь от подобных невест отбиваться! Поняла?

– Поняла… Спасибо вам, Петечка! И вам спасибо, Алексей Степаныч…

– Ладно, сочтемся. Рано еще спасибо говорить. Да его и в стакан не нальешь. В общем, должна будешь.

– Да-да… Я, конечно…

– Ой, да шучу я! Вот же люди – не дают сполна собственной же благотворительностью насладиться…

В воскресенье отец сам позвонил ей домой. Хорошо, хоть мамы рядом не оказалось – как раз на кухню за чаем убежала, оторвавшись от просмотра телевизионных новостей. Повезло.

– Пап, я завтра сама к тебе приду, все и расскажешь! – торопливо проговорила она в трубку и подумала: голос-то у отца хороший какой, довольный, трезвый почти…

– … Ой, доченька, съехала от меня эта деваха-то! В один день собралась и съехала! Испугалась, значит! – радостно встретил ее в дверях отец. – Ой, тут такое было… Вот и паспорт мой отдала! Смотри, все честь по чести – штампик о разводе стоит…

– Пап, а свой паспорт она тебе показывала? Там прописки не осталось, случайно?

– Нет, доченька, не осталось! Этот твой… Ну, маленький такой мужичок, шустренький… Он мне велел самому в ЖКО сходить и убедиться, что она у меня теперь не прописана! Я, доченька, сегодня сходил… Все проверил, ты не думай! И еще… он мне велел обязательно тебя здесь прописать. И приватизировать…

– Ладно, пап, разберемся! – легко махнула рукой Кира. – Тебе бы для начала на работу куда устроиться…

– Так я устроюсь, дочка, устроюсь! Вон, я слышал, на овощной базе грузчиков набирают на сезон… Хочешь чаю, дочка? Правда, у меня поесть ничего нету, но чай могу заварить!

– Хочу, пап. Давай попьем с тобой чаю… – устало опустилась на хлипкую табуретку Кира.

Отец засуетился по кухне как заполошный, открывая все шкафы подряд в поисках сахара и стыдливо отводя глаза от стоящих рядком на подоконнике пустых водочных бутылок. Кира приоткрыла дверцу холодильника – он был пуст первозданно, будто и не водилось в нем никогда никаких продуктов. Зато мойка была заполнена до краев грязной посудой – чуть только не вываливались из нее на пол чашки и тарелки.

– Ой, да ты не смотри, Кирочка, я все это сейчас уберу… Я маму поминал, вот и не успел…

– Ладно, пап. Давай свой чай, да я в магазин пойду. Потом приготовлю тебе поесть чего-нибудь, надо бы еще полы помыть…

– Ой, да я сам, доченька! А ты еще придешь ко мне когда-нибудь?

– Приду, конечно. Я часто буду приходить, папа. Слово даю. Но и ты мне слово дай, что непременно на работу устроишься…

Домой она возвращалась уже по темноте. Со странным на душе чувством. Очень грустно было и одновременно легко – как в детстве, когда идешь себе, держа родителей за руки, и ни о чем плохом не думаешь. Нет, все-таки хорошее это чувство – знать, что есть у тебя, хоть и живущие порознь, мама с папой. И что ты им нужна. Обоим. И они тебе нужны. И пусть всякие дамочки при виде ее отца кривят физиономии да машут презрительно ладошками под носом, пусть учат ее тонким циничным расчетам, а без хорошего этого чувства прожить, между прочим, никак нельзя. Иначе вся остальная жизнь, пусть даже очень тонко и цинично рассчитанная, смысла не имеет…

Утро выдалось тихим, теплым, безветренным. Просто чудо какое-то, а не утро. Соскучившийся по солнцу город просыпался потихоньку, блестел голубым стеклом новомодных офисных зданий, выползал кафешками на асфальт из-под навесов. И в самом деле – чего прятаться-то? На дворе июль, а не октябрь промозглый. «Сегодня вечером пешком пойду с работы, – решила Кира, вглядываясь в поток ползущих мимо машин. – Ну и где этот Кирилл застрял, ей-богу? На автобусе быстрее бы добралась…» Поворчав, она тут же себя и устыдила. Ничего себе, капризная дамочка выискалась! Вторая Клара Борисовна! Парень едет с другого конца города, чтоб на работу ее отвезти, а она…

Опаздывать на работу было нельзя. День предстоял трудный, для них с Кириллом опасно-самостоятельный из-за полного отсутствия на месте всех адвокатов. Вернее, для Киры он был таким – трудным и самостоятельным. Кирилл должен был после обеда уехать по отцовскому заданию, бумаги какие-то живущему в другом городе клиенту отвезти. Так что вечерком она на воле и прогуляется, и в кафешке уличной посидит, поиграет в свои невинные игры…

Ровно в шесть часов, заперев дверь конторы на все замки, Кира вышла на крыльцо, закрыла глаза, вдохнула полной грудью настоявшийся долгожданным дневным теплом городской воздух. Хороший. Вкусный. Палящим зноем пока не измученный. А открыв глаза, увидела перед собой улыбающееся лицо адвоката Линькова.

– Привет, работница! Уже домой собралась? И дверь, наверное, успела опечатать? – спросил он весело и подмигнул заговорщически.

– Ой, здравствуйте, Сергей Петрович… Так ведь шесть часов уже! Я думала, раз никого нет на прием…

– Да ладно. Это я так, к слову. Иди, конечно, раз не сидится. Дело молодое, резвое. Это нам, старикам, вечерами лучше работается. Давай ключи.

– Так, может, мне вернуться? Тут хороший клиент приходил, я его проблему по пунктам расписала и листочек вам на стол положила. И предложения свои тоже. Но я и рассказать могу все подробно, пойдемте! Там очень интересное дело! И сумма иска большая, он процент от суммы хороший обещал…

– Хорошо, Кира, я посмотрю. Ты иди. Счастливо тебе.

Конечно же она сразу почувствовала эту червоточинку, появившуюся в голосе адвоката Линькова после истории с отцом. Исчезла из голоса прежняя теплота и отеческая заботливость, осталось просто хорошее к ней, к Кире, отношение. В чистом виде, как хлеб без масла и колбасы. Можно, конечно, и просто хорошим отношением к себе удовлетвориться, и без масла с колбасой прожить, но неуютно как-то. Невкусно уже. Будто она хороших надежд в отношении себя не оправдала. Хотя чем не оправдала-то? Она ж работает, старается, и вроде работой ее Линьков доволен… А если он и впрямь той самой пресловутой наследственностью озабочен, так у кого, скажите, ее в семейной тайности не имеется? Покажите, покажите пальцем на такого человека! Вон, Кирюха рассказывал, его дядя, Сергея Петровича родной брат, из наркологического диспансера вообще не вылезает… Надо же – наследственность хорошую ему подавай! Даже обидно как-то. Она ж не породистая домашняя собака, в самом деле… Какая есть, такая и есть, чего уж теперь. А может, она сама ее себе придумала с перепугу, эту червоточинку, после разговора с Кларой? А что? Клара, она такая, кого хошь с ума сведет, и на пустом месте черти запрыгают. И вообще – хватит о плохом думать! Она ж прогуляться собралась, по городской суете поплавать, удовольствие словить…