Читать книгу "Второй пол - Симона де Бовуар"

Главная цель как людской, так и религиозной любви – это отождествление себя с любимым. Мера ценностей и истинность мира отражаются в его сознании, и поэтому лишь служить ему недостаточно. Женщина стремится глядеть на жизнь его глазами: она читает те же книги, что и он, любит те же картины и музыкальные произведения, ее интересуют лишь те пейзажи, которыми она любуется вместе с ним, лишь те мысли, которые исходят от него. Его друзья и враги становятся ее друзьями и врагами; задавая себе вопрос, она старается отгадать, как бы ответил на него он, она хочет дышать тем воздухом, который он выдыхает. Фрукты и цветы, полученные не из его рук, не имеют для нее ни вкуса, ни аромата. Само ее жизненное пространство нарушено: центром вселенной является не то место, где находится она сама, а то, где находится он, все дороги начинаются у его дома и ведут к нему. Она повторяет его слова, воспроизводит его жесты, приобретает его привычки и причуды. «Я и есть Хитклиф», – говорит Кэтрин в романе «Грозовой перевал», и так восклицает влюбленная женщина. Она – другое воплощение возлюбленного, его отражение, двойник любимого: она – это он. Что касается ее собственного духовного мира, она бросает его на произвол, она живет для него и в его мире.

Высшее счастье для влюбленной женщины заключается в том, чтобы возлюбленный признал ее частью себя самого. Когда он говорит «мы», она чувствует себя единой с ним, тождественной ему, она разделяет его авторитет, вместе с ним царствует над всем остальным миром. Она беспрестанно, иногда даже назойливо повторяет это сладостное «мы». Чувствуя себя необходимой существу, которое является абсолютной необходимостью, выстраивая свои отношения с миром на основе необходимых ей целей и представляя мир как нечто необходимое, влюбленная женщина в своем самоотречении познает чудо обладании абсолютом. Именно уверенность в этом дает ей столь высокое счастье. Ей кажется, что она сидит по правую руку от Бога, и ей не важно, что она занимает лишь второе место, если она знает, что ее место в столь превосходно устроенном мире останется за ней навсегда. До тех пор пока она любит, любима и, следовательно, необходима возлюбленному, она чувствует свою жизнь наполненной смыслом, наслаждается покоем и счастьем. Такова, по-видимому, была судьба м-ль Аиссе подле шевалье д’Эди до тех пор, пока религиозные сомнения не смутили его душу; такова была судьба Жюльетты Друэ, жившей в тени Гюго.

Но это сверкающее счастье редко бывает прочным. Мужчина не может быть Богом. Отношения верующей с невидимым божеством зависят только от ее религиозного пыла, но обожествленный мужчина – не Бог, он здесь, он – настоящий. И именно в этом источник страданий влюбленной. Ее заурядная участь заключена в знаменитой фразе Жюли де Леспинас: «Всю свою жизнь, друг мой, я люблю вас, страдаю и жду». Конечно, и мужчины тоже страдают от любви, но их страдания недолговечны, не всепоглощающи. Бенжамен Констан хотел умереть, потеряв Жюльетту Рекамье, но через год излечился. Стендаль в течение долгих лет тосковал по Метильде, но эта тоска скорее украшала его жизнь, чем разрушала ее. Женщина, осознающая себя второстепенным и полностью зависимым существом, переживает адские муки. Любая влюбленная узнает себя в русалочке Андерсена, сумевшей ради любви сменить свой рыбий хвост на женские ножки, хотя ходила при этом словно по иголкам и ножам. Неверно, что любимый мужчина безусловно необходим женщине, а она ему не необходима; но он не в силах наполнить смыслом жизнь той, которая боготворит его, он не позволяет ей завладеть собой.

Подлинная любовь должна принять случайность другого со всеми его недостатками, границами, изначальной бесцельностью. Она не может быть и спасением, поскольку это просто взаимоотношения между двумя людьми. Идолопоклонническая любовь придает возлюбленному абсолютную ценность, и это первая ложь, которая бросается в глаза всем посторонним. «Он не заслуживает такой любви», – шепчут вокруг влюбленной. Потомки, представляя себе бесцветный лик графа Гибера, сострадательно улыбаются. Открывая недостатки, посредственность своего божества, женщина переживает мучительное разочарование. В «Страннице», в «Моем ученичестве» Колетт нередко намекает на эту горькую агонию любви. Подобное разочарование бывает мучительнее, чем разочарование ребенка, когда рушится авторитет его отца: ведь женщина сама выбрала того, кому отдала в дар все свое существо. Даже если избранник достоин самой глубокой привязанности, он все равно остается земным человеком, и женщина, преклоняющая колена перед высшим существом, обращает свою любовь не к нему. Ее вводит в заблуждение собственная серьезность, из-за которой она придает достоинствам своего возлюбленного абсолютное значение, то есть не хочет признать, что их носителем является человеческое существо. Из-за этого заблуждения между ней и предметом ее обожания развертывается пропасть. Она восхваляет его, повергается перед ним ниц, но она не может стать ему настоящим другом, потому что не осознает, что в мире его подстерегают опасности, что его планы и цели шатки, а сам он хрупок. Видя в нем бога, истину, она неправильно судит о его свободе, которая отмечена нерешительностью и страхом. Этот отказ мерить любовника человеческой меркой объясняет многие парадоксы женского поведения. Женщина просит что-либо у любовника, и он удовлетворяет ее просьбу, следовательно он великодушен, богат, великолепен, он царь и бог; если же он отказывает, он превращается в скупца, мелочного и жестокого человека, он животное, демон. Так и подмывает спросить: если «да» удивляет как нечто в высшей степени необычное, то почему так поражает «нет»? Если отказ представляет собой проявление столь отвратительного эгоизма, то почему такое восхищение вызывает согласие? Нет ли места для просто человеческих качеств между сверхчеловеческими и бесчеловечными?

Дело в том, что поверженное божество – это не человек, а самозванец; у любовника есть лишь одна возможность: доказывать, что он действительно тот самый царь, которого обожает женщина. В противном случае он разоблачает себя как узурпатор. Если женщина больше не любит его, в ней растет желание растоптать его. Во имя славы, которой влюбленная увенчала своего возлюбленного, она отказывает ему в праве на какую бы то ни было слабость. Она разочаровывается и раздражается, если он не соответствует тому образу, которым она его подменила. Если он устал или рассеян, если ему не вовремя хочется есть или пить, если он ошибается или противоречит сам себе, она заявляет, что он «недостоин сам себя», и ставит ему это в вину. Таким образом, она доходит до того, что упрекает его за любое дело, которое ей самой приходится не по нраву. Она судит собственного судью и, для того чтобы он был достоин оставаться ее повелителем, отказывает ему в праве на свободу. Порою ей легче поклоняться отсутствующему божеству, чем присутствующему. Как мы видели, некоторые женщины посвящают себя умершим или недоступным для них героям и не желают видеть в них что-либо общее с существами из плоти и крови, поскольку эти последние не соответствуют их мечтам. По всем этим причинам лишенные иллюзии женщины заявляют: «Не нужно ждать сказочного принца. Мужчины – просто ничтожные существа». Но они не казались бы карликами, если бы от них не требовали, чтобы они были великанами.

Именно в этом состоит проклятие, тяготеющее над страстной женщиной: ее возвышенное представление о мужчине неизбежно превращается в требовательность. Отрекаясь от себя ради другого, она хочет в то же время взять свое: ей необходимо завладеть человеком, которому она отдает все свое существо. Она дарит ему себя безраздельно, но он должен обладать всеми совершенствами, чтобы достойно принять этот дар. Она посвящает ему все свое время, но и он должен быть постоянно рядом с ней. Она хочет жить лишь им, но она хочет жить полной жизнью, для этого он должен посвятить всего себя ей.