Читать книгу "11/22/63 - Стивен Кинг"

— И врезной замок, если не возражаете.

Я повернул барашек и услышал глухой металлический лязг. Гарри тем временем ездил по гостиной и зажигал керосиновые лампы с высокими стеклянными колпаками. Я смутно помнил, что видел такие в доме моей бабушки Сейри. Они давали куда более приятный свет, чем фонарь Коулмана, и Гарри Даннинг одобрительно кивнул, когда я отключил его жаркое белое сияние.

— Как вас зовут, сэр? Мое имя вы уже знаете.

— Джейк Эппинг. Едва ли оно вызывает какие-то воспоминания, верно?

Он задумался, покачал головой.

— А должно?

— Пожалуй, что нет.

Он протянул руку. Она чуть подрагивала, вероятно, от старческой слабости.

— Все равно позвольте пожать вашу руку. Вы меня спасли.

Конечно, я с радостью позволил. Привет, новый друг. Привет, давний друг.

— Ладно, раз с этим разобрались, теперь можем выпить с чистой совестью. Я принесу односолодовый виски. — И он покатил на кухню, поворачивая колеса чуть трясущимися, но все еще сильными руками. Я видел, что кресло снабжено маленьким электромотором, но то ли он не работал, то ли Гарри экономил заряд аккумулятора. Старик оглянулся на меня.

— Вы не опасны? Я хочу сказать, для меня?

— Для вас — нет, Гарри, — улыбнулся я. — Я ваш добрый ангел.

— Это чертовски необычно, — ответил он. — Но где в эти дни найти обычное?

Он скрылся на кухне. Скоро там зажегся свет. Уютный, оранжево-желтый свет. В нем все казалось таким домашним. Но за этими стенами… в окружающем мире…

Да что же я такое натворил?

2

— За что пьем? — спросил я, когда мы подняли стаканы.

— За лучшие времена, чем эти. Такой тост вас устроит, мистер Эппинг?

— Более чем. И зовите меня Джейк.

Мы чокнулись. Выпили. Я не мог вспомнить, когда в последний раз пил что-то более крепкое, чем пиво «Одинокая звезда». Виски напоминало горячий мед.

— Электричества нет? — спросил я, оглядывая лампы. Гарри прикрутил фитили, вероятно, экономя керосин.

Гарри помрачнел.

— Ты не местный, да?

Этот вопрос я уже слышал раньше, от Фрэнка Аничетти во «Фруте», когда впервые отправился в прошлое. Тогда я солгал. Сейчас делать этого не хотелось.

— Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Гарри.

Он пожал плечами: нет, так нет.

— Мы должны получать электричество три дня в неделю, и сегодня — один из таких дней, но в шесть вечера его отключили. В «Провинс электрик» я верю не больше, чем в Санта-Клауса.

После этих слов мне вспомнились наклейки на автомобилях.

— И как давно Мэн стал частью Канады?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, но я видел, что разговор ему нравится. Его необычность, а главное, реальность. Мне оставалось только гадать, когда он вот так с кем-то говорил.

— С две тысячи пятого. Кто-то стукнул тебя по голове, или как?

— Если на то пошло, да. — Я подошел к его креслу, опустился на колено, которое сгибалось, и показал место на затылке, где больше не росли волосы. — Несколько месяцев тому назад меня сильно избили…

— Да, я видел, как ты хромал, когда бежал к этим деткам.

— …и теперь я многого не помню.

Внезапно пол под нами затрясся. Задрожали фитили в керосиновых лампах. Рамки фотографий застучали о стены, а двухфутовый гипсовый Иисус с распростертыми руками сделал шаг к краю каминной доски. Он напоминал человека, обдумывающего самоубийство, и, учитывая текущее состояние дел, я не мог его винить.

— Трясунок, — буднично прокомментировал Гарри, когда земля успокоилась. — Ты их помнишь, верно?

— Нет. — Я поднялся, подошел к камину, отодвинул Иисуса назад, к Деве Марии.

— Спасибо. Я уже потерял половину чертовых апостолов, которые попадали с полки в моей спальне, и скорблю по каждому. Они мне достались от матери. Трясунки — колебания земли. Они у нас случаются часто, но самые сильные землетрясения происходят на Среднем Западе и в Калифорнии. Разумеется, в Европе и Китае.

— Люди уже швартуют корабли в Айдахо? — Я все стоял у камина, разглядывал фотографии в рамках.

— До этого еще не дошло, но… Ты же знаешь, что четыре японских острова ушли под воду?

Я в ужасе уставился на него.

— Нет.

— Три маленьких, а заодно и здоровый Хоккайдо. Ушли в чертов океан четыре года тому назад, словно спустились на лифте. Ученые говорят, что это как-то связано со смещением земной коры. — И будничным голосом добавил: — Говорят, что Землю разорвет к две тысячи восьмидесятому году, если процесс не остановится. Тогда в Солнечной системе будет два пояса астероидов.

Остаток виски я выпил одним глотком, и крокодильи слезы, вызванные спиртным, на мгновение раздвоили зрение. Указал на фотографию, запечатлевшую Гарри лет в пятьдесят. Он уже сидел в инвалидном кресле, но выглядел крепким и здоровым, во всяком случае, выше пояса; штанины раздувались вокруг его тонких ног, а рядом с ним стояла женщина в розовом платье, напомнившем мне костюм Джеки Кеннеди, в котором она ехала по Далласу 22 ноября 1963-го. Я помню, как мама говорила, что нельзя называть некрасивую женщину «простушкой». Надо говорить, что у нее «хорошее лицо». У этой женщины было хорошее лицо.

— Ваша жена?

— Ага. Эта фотография сделана на двадцать пятую годовщину нашей свадьбы. Через два года она умерла. Тогда многие умирали. Политики утверждают, что виноваты атомные бомбы. После ханойского ада в шестьдесят девятом их взрывали двадцать восемь или двадцать девять раз. Они будут клясться в этом, пока не посинеют, но все знают, что язвы и рак так сильно ударили по нам лишь после того, как «Вермонтский янки»[167]подхватил китайский синдром[168]. А ведь люди много лет требовали остановить реактор. Но им отвечали, что в Вермонте сильного землетрясения быть не может, что это Царство Божье, только трясунки, и ничего больше. Да. И посмотрите, что из этого вышло.

— Вы говорите, что в Вермонте взорвался реактор?

— Заразил радиацией всю Новую Англию и Южный Квебек.

— Когда?

— Джейк, ты шутишь?

— Ни в коем разе.

— Девятнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто девятого года.