Читать книгу "Преступники. Факел сатаны - Анатолий Алексеевич Безуглов"

Нет, то были не любовные игры, а нечто большее, возвышеннее, овладевшее нами без остатка. То была музыка любви, ее апофеоз, вершина. Только, пожалуй, теперь я узнала, что такое симфония любви! Прекрасная, неповторимая! Сколько раз я кончила – не знаю, порой казалось, что это чувство просто не покидало меня. Если бы не толстенные стены, то наверняка бы встревоженные соседи, услышав мои стоны, никогда бы не поверили, что то были стоны счастья… Так продолжалось до 23 часов. Потом, видимо, обессилевший Стас попросил кофе. Я предложила встать, одеться и сесть за стол, чтобы отметить нашу встречу. По моей настойчивой просьбе он надел свой лучший костюм. Я зажгла красивые, с розами по бокам, свечи. Лампочки выключила. Полумрак. Когда мы торжественно уселись за стол, Стас накинулся на еду и прежде всего на деликатесы. Я испугалась: а вдруг он откажется выпить. Но от коньяка он не отказался. Я боялась только одного – не перепутать бы бокалы: если я уйду на тот свет первой, то нет уверенности, что Стас последует за мной. Если он отступил от клятвы один раз, то где гарантия, что он это не сделает второй раз?

Опередив Стаса, я предложила выпить «за любовь!». Чокнулись. Раздался малиновый звон. Каждый выпил из своего бокала. Скоро, очень скоро Стасу стало плохо. Он упал. Я взяла из–под дивана заранее приготовленный топор (все делала в каком–то тумане, словно во сне). Удар! Еще удар по шее… голова рассталась с телом. Я включила магнитофон. Полились звуки любимого танго.

Я взяла кровоточащую, еще теплую голову Стаса и, придерживая ее обеими руками, стала танцевать. То было прощальное танго, танго любви, танго смерти. Потом я стала убирать. Разбила бокал и сильно порезалась. Так моя кровь соединилась с кровью Стаса. Символично!

24 октября 1990 г.

В поезде хорошо ехать на короткие расстояния, а на большие – утомительно. Вот почему я всегда летала, а на этот раз не решилась: там просвечивают багаж и могли обратить внимание на голову Стаса. И тогда бы рухнул весь мой план, который пока выполняется. Бренное, к тому же пораженное вирусом СПИДа, тело Стаса я уложила сначала в чехол, где хранила летом шубу, а потом в его же чемодан, вывезла на такси за город и бросила под откос в заповеднике «Ущелье туров»… А его голова едет со мной в Москву.

28 октября 1990 г.

Снова в Москве. Прошлась по улице Горького, ныне Тверской. Зашла к Рите, но застала только Виктора. Он еще не остыл от кампании по выборам народного депутата СССР от Краснодарского края взамен выбывшего Полозкова. Сейчас готовится к сессии Моссовета. Он и его единомышленники решили добиться отставки генерала Богданова, который возглавляет московскую милицию. Виктор считает, что в разгуле преступности, в том числе и мафиозной, в столице во многом виновата нерешительность Богданова и еще какие–то недостатки. Но, не договорив о них, он вдруг вспомнил наш давнишний разговор о политике Ленина в отношении духовенства, о его приказах расстреливать священников и, порывшись в шкафу, вытащил отпечатанную на ротапринте брошюру и протянул мне. «Здесь есть ответ на те вопросы, на которые я не смог ответить тогда», – сказал Виктор и ткнул пальцем в последний абзац брошюры, где цитировалась статья Владимира Солоухина «Читая Ленина».

Я прочитала рекомендованное Виктором место. В нем автор как бы подводил итог анализа произведений В. И. Ленина: «Простое порабощение лишает народ цветения, полнокровного роста и духовной жизни в настоящее время. Геноцид, особенно тотальный, который проводили в течение целых десятилетий в России, лишает народ цветения, полнокровной жизни и духовного роста в будущем, а особенно в отдаленном. Генетический урон невосполним, а это есть самое печальное последствие того явления, которое мы, захлебываясь от восторга, именуем Великой Октябрьской социалистической революцией».

– Понимаешь, почему убит твой дедушка?

Я молчала. Мне не хотелось втягиваться в очередной политический спор. Во–первых, времени не было, а во–вторых, и не то у меня было настроение.

Виктор же, истолковав мое молчание по–своему, не в свою пользу, решил обрушить на меня новый поток политической информации. Для этого он взял журнал «Наш современник», № 8 за этот год и стал приводить фрагменты из письма, автором которого якобы являлся Н. Бухарин в 1924 году!

«Посудите сами…

Сталин – культ и все спасение видит еще в одном (котором по счету?) миллионе трупов.

Каменев – нуль и поучает нас, как удобнее всего сидеть между двух стульев.

Крупская – нуль и просто дура, которой мы для очередного удовольствия «низов» и для пущего бума да шума разрешили геростратничать: сжигать библиотеки и упразднять школы якобы по завету Ильича: на мертвых все валить можно, ибо они, как известно, сраму не имут.

Зиновьев – нуль, и даже разучился острить (единственная его способность: будь он трезв или пьян!), к бесконечному удовольствию Луначарского, которого он прозвал Лунапарским и Лупапарским, а вместо наркома совершенно правильно величает наркомиком.

Дзержинский – нуль, если, разумеется, дело не касается ГПУ, в филиалы коего он превращает все решительно ведомства, куда бы его ни посылали.

Я -? Ах, голубчик, я – тоже нуль, если свести меня с трибуны или с кафедры или вытянуть из–за письменного стола да приставить к «делу»: отлично зная себе цену, я потому сроду никаких «должностей» не занимал, тем более, что при моих спартанских вкусах – наклонностей к воровству не имею.

Знаю: вы ждете моего слова о Троцком. Но и он всегда был политическим нулем и останется им до конца дней своих, даже если судьба все–таки сделает из него коммунистического диктатора.

…Нуль, умноженный на нуль, – это даже красные студенты знают, – есть нуль; вереница нулей, хоть тянись они от Кремлевских стен до Тихого океана, – тоже равна нулю, если слева нет другой цифры, а у нас и справа и слева – шиш на граблях…

А воруют… Доннерветтер, как воруют!»

Эти слова поразили меня, приученную с детства всех боготворить, а тут вдруг… Я сделала выписки из журнала. Сделала, а потом подумала: зачем?

Желая покончить с политикой, я спросила, когда вернется домой Рита? В ответ Виктор пожал неопределенно плечами, а потом, немного подумав, сказал, что с Ритой у них не клеится семейная жизнь. И все это, видимо, оттого, что Рита половину своего времени посвящает науке, а вторую – либертианской партии, требующсй легализации всех форм любви и освобождения их от уголовной ответственности. От Виктора я узнала, что 10 октября в Москве