Читать книгу "Спящие красавицы - Оуэн Кинг"

Никакая терапия или таблетки счастья не могли изменить тот факт, что брак Фрэнка гавкнулся. Он слишком часто разрушал доверие Элейн (не говоря уже о стене кухни). Но, возможно, с этим все было в порядке. Он вдруг обнаружил, что она ему не очень-то и нравится. Лучше всего будет отпустить ее. Он дал ей полную свободу действий, и сказал, что будет благодарен, если два уик-энда в месяц их дочь будет жить с ним. Со временем, если бы все пойдет хорошо, можно будет подумать и о большем.

Своей дочери он сказал:

— Я подумываю завести собаку.

17

— Как дела? — Спросил Клинта Фрэнк, пока Дублинцы пели свою песню.

Фрэнк ехал на День Благодарения в Вирджинию к своей бывшей тёще. Золофт и собрания помогают контролировать гнев, но родственники жен все равно остаются родственниками, даже еще более близкими, когда их дочери с вами разводятся. Он остановился у О'Берна, чтобы отсрочить пытку на полчаса.

— Я здесь тусуюсь. — Клинт потер глаза. — Нужно худеть, но пока здесь тусуюсь.

Они сидели в кабинке в темном углу.

Фрэнк сказал:

— Ты бухаешь в ирландской пивнухе в День Благодарения. И об этом ты говоришь: тусуюсь?

— Я не говорю, что лучше других. Кроме того, ты тоже здесь.

Фрэнк подумал: А почему и нет, и произнес вслух:

— Я рад, что мы не убили друг друга.

Клинт поднял бокал.

— За это я выпью.

Они чокнулись. Клинт не испытывал гнева по отношению к Фрэнку. Гнев не был тем чувством, которое он к кому-либо испытывал. Он чувствовал только глубочайшее разочарование в себе. Он не ожидал, что спасет свою семью только для того, чтобы потерять её. Не о таком хэппи-энде он мечтал. Это было больше похоже на какое-то телевизионное говно-шоу.

Он и Джиари поговорили о своих детях. Дочка Фрэнка влюбилась в какого-то парня из Огайо. Он немного переживал, что может стать дедушкой в сорок пять, но сохранял хладнокровие. Клинт рассказал, что его сын в эти дни был каким-то пришибленным, вероятно, не мог дождаться, чтобы покинуть город, уехать в колледж, посмотреть, что за мир там, за пределами угольной страны.

— А твоя жена?

Клинт попросил бармена повторить.

Фрэнк покачал головой.

— Спасибо, но без меня. Выпивка и Золофт не очень хорошее сочетание. Я должен валить. Банда преступников ждет меня. — Он просиял. — Эй, почему бы тебе не присоединиться? Я познакомлю тебя с родственниками Элейн. Нужно показать себя с хорошей стороны; они дедушка и бабушка моей дочери, в конце концов. Посетив их, вроде как в аду побывал, но питание там все-таки немного лучше.

Клинт поблагодарил его, но отказался. Фрэнк начал вставать, потом присел обратно.

— Слушай, в тот день у Дерева…

— Ты о чем?

— Ты помнишь, как колокольчики начали звонить?

Клинт сказал, что никогда этого не забудет. Звоночки начались, когда женщины стали просыпаться.

— Да, — сказал Фрэнк. — Примерно тогда я оглянулся на эту безумную девушку и увидел, что она уходит. Я думаю, ее звали Энджела.

Клинт улыбнулся.

— Энджела Фицрой.

— Не знаешь, что с ней стало?

— Вообще-то нет. Она не в Керли, насколько мне известно.

— Помнишь Бэрри, страховщика? Он сказал мне, что уверен, что она убила Петерса.

Клинт кивнул.

— Он сказал то же самое и мне.

— Да? И что ты ответил?

— Туда ему и дорога. Вот что я ответил. Потому что Дон Петерс был проблемой, если конкретно. — Он остановился. — Коротко. Вот что я имел в виду. Если коротко.

— Друг мой, я думаю, тебе пора домой.

Клинт сказал:

— Хорошая идея. Только где он, тот дом?

18

Спустя два месяца после того, что стало известно как Великое Пробуждение, ранчер из Монтаны увидел женщину, голосующую на Шоссе № 2, к востоку от Чинуки, подъехал к ней и остановился.

— Садитесь, юная леди, — сказал он. — Куда направляетесь?

— Не знаю, — сказала она. — В Айдахо, для начала. Может быть, после этого в Калифорнию.

Он протянул руку.

— Росс Олбрайт. Провезу пару округов. Как вас зовут?

— Энджела Фицрой. — Раньше она отказывалась от рукопожатий, использовала вымышленное имя и держала руку на рукоятке ножа, который всегда хранила в кармане пальто. Теперь не было ни ножа, ни левого имени. Она не чувствовала в этом нужды.

— Милое имя, Энджела, — сказал он, включая третью передачу. — Я сам христианин. Принял бога и переродился.

— Это хорошо, — сказала Энджела, без тени сарказма.

— Откуда вы, Энджела?

— Из маленького городка под названием Дулинг.

— Это то место, где вы проснулись?

Раньше Энджела солгала бы, и сказала да, потому что так было проще, и к тому же ложь приходила в её уста сама собой. У неё к этому был настоящий талант. Только это была ее новая жизнь, и она решила рассказать, по мере возможностей, правду, несмотря на потенциальные проблемы.

— Я была одной из немногих, которые так и не заснули, — сказала она.

— Поразительно! Вам, должно быть, повезло! И очень!

— Да, это благословение божье, — сказала Энджела. Это была правда, по крайней мере, как она это понимала.

— Рад слышать, как вы говорите, что это благословение, — сказал ранчер, с большим чувством. — Что дальше, Энджела, если вы не против, чтобы я спросил? Что вы собираетесь делать, когда наконец-то решитесь поставить ваши дорожные сапоги на полку?

Энджела смотрела на величественные горы и бесконечное западное небо. Наконец она произнесла:

— Правильные вещи. Вот что я собираюсь делать, мистер Олбрайт. Правильные вещи.

Он ненадолго отвел глаза от дороги, только для того, чтобы улыбнуться ей, и сказал:

— Аминь, сестра. Аминь.

19

Основное здание Дулингского женского исправительного учреждения было огорожено и законсервировано — повсюду были выставлены предупреждающие знаки — и оставлено разрушаться, в то время как правительство выделило средства на более насущные потребности. Новый забор был прочным, и его основание глубоко уходило в рыхлую землю. Лисе потребовалось несколько недель, и все запасы её терпения, чтобы прорыть под ним туннель.

Как только она совершила этот инженерный подвиг, то забежала внутрь через огромную дыру в стене и принялась оборудовать себе пристанище в тесной клетке. Она чувствовала там запах своей хозяйки, выветривающийся, но такой сладкий и терпкий. Пришел эмиссар от крыс.