Читать книгу "Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук"

– Там, на востоке, – Эль-Асвад, крепость валига. – (Нариман увидела большой каменный шатер, венчавший бесплодный холм.) – А там, в четырех днях пути, – Себиль-эль-Селиб, выход к морю. – Он показал на северо-восток, затем на запад. – Там – огромная пустыня под названием Хаммад-аль-Накир.

Над Пустыней Смерти покачивалось жаркое марево. На мгновение Нариман показалось, что она видит волшебные башни погибшего Ильказара, но то была лишь игра воображения, порожденная рассказами, которые Моуфик привез из своих приключений. Ильказар уже четыре столетия как превратился в руины.

– Здесь мы наберем воды, пересечем дюну и обоснуемся там. Шагун никогда нас не найдет.

Потребовалось восемь дней – некоторые растратились впустую, – чтобы добраться до Вади-эль-Куфа, единственного оазиса посреди пустыни. Еще две недели ушло на то, чтобы завершить путь и найти место для жилья.

Нариман не сразу привыкла к новой жизни. Люди здесь говорили на том же языке, но обычаи были совершенно другими. Нариман думала, что сойдет с ума, прежде чем сумеет их понять, но ей это все же удалось. Дочь Моуфика была отважной девочкой, которая могла поставить под сомнение что угодно и верила лишь в то, что ее устраивало. Они с отцом оставались для местных чужими, но в меньшей степени, чем среди собственного народа. Нариман здешние жители нравились больше. Ей не хватало лишь старой Фариды и Каркура, но Моуфик утверждал, что Каркур душой всегда с ними.

IV

Нариман было двенадцать, когда всадник появился снова.

Она работала в поле с друзьями – Фериал и Ферасом. Отец Фериал купил каменистое высохшее поле по дешевке, предложив Моуфику четверть дохода, если тот поможет его возделать. В то утро, пока дети выкапывали камни и складывали их в виде стены, Моуфик с партнером куда-то уехали. Ферас все утро притворялся больным, подвергаясь насмешкам Нариман и собственной сестры. Именно он первым увидел всадника.

Тот едва был заметен на фоне темных камней и теней. Большой валун скрывал все, кроме головы коня. Но он был там, наблюдал за ними. Нариман вздрогнула. Как он их нашел?

Он служил повелителям – великим магам. Со стороны Моуфика глупо было полагать, что им удастся скрыться.

– Кто это? – спросила Фериал. – Почему ты его боишься?

– Я не боюсь, – солгала Нариман. – Это шагун. – Здесь, на севере, у некоторых господ имелись собственные шагуны. Пришлось добавить: – Он служит повелителям Джебала.

Фериал рассмеялась.

– Ты бы поверила, если бы жила в тени Джебала, – сказала Нариман.

– Лисичка еще большая лгунья, чем ее тезка, – заметил Ферас.

Нариман сплюнула ему под ноги:

– Ты такой смелый, да?

– Я его не боюсь.

– Тогда пойдем со мной, спросим, что ему нужно.

Ферас посмотрел на Нариман, на Фериал и снова на Нариман. Мужская гордость не позволяла ему отступить.

У Нариман тоже имелась гордость. «Далеко не пойду, – подумала она. – Только чтобы припугнуть Фераса. А к всаднику даже приближаться не стану».

Сердце ее затрепетало. Ферас побежал следом за ней.

– Вернись, Ферас! – крикнула Фериал. – Я расскажу отцу!

Ферас застонал. Нариман рассмеялась бы, не будь ей самой страшно. Ферас оказался в ловушке, разрываясь между уязвленной гордостью и наказанием.

Неминуемость наказания лишь придала ему решимости. Даже если его выпорют, оно будет того стоить. Никакая девчонка не могла превзойти его в смелости.

Они прошли семьдесят ярдов, когда Ферас бросился бежать. Нариман ощутила жесткий взгляд шагуна. Еще несколько шагов, просто чтобы закрепить победу над Ферасом…

Пройдя пять шагов, она остановилась и подняла взгляд. Шагун все так же не двигался с места. Его конь тряхнул головой, отгоняя мух. Конь был другим, но человек тот же… Она встретилась с ним взглядом.

Ей показалось, будто кто-то накинул уздечку на ее душу. Шагун ласково поманил ее, и ноги понесли сами собой. Пятьдесят ярдов. Двадцать пять. Десять. Ей становилось все страшнее. Шагун спешился, не сводя с нее взгляда. Взяв Нариман за руку, он увлек ее в тень валуна, мягко толкнув спиной на камень.

– Что тебе нужно?

Он снял повязку, закрывавшую лицо.

Это оказался всего лишь мужчина! Молодой, не старше двадцати. На губах играла легкая улыбка, и был он вполне симпатичным, но взгляд – холодный и безжалостный.

Протянув руку, он отвел в сторону вуаль, которую она начала носить всего несколько месяцев назад. Она вздрогнула, словно пойманная птица.

– Да, – прошептал он. – Именно такую красавицу мне и обещали.

Он коснулся ее щеки.

Она не могла никуда скрыться от его взгляда. Очень мягко и нежно он потянул тут, развязал там, приподнял еще где-то, и она осталась в чем мать родила.

Нариман призвала на помощь Каркура, но уши Каркура были каменными. Она вздрогнула, вспомнив слова Моуфика, что есть силы, перед которыми вынужден склоняться даже Каркур.

Шагун сложил ее одежду в виде узкого ложа. Она судорожно вздохнула, когда он встал, и попыталась разрушить заклятие, зажмурив глаза, но это не помогло. Его руки коснулись ее обнаженного тела, мягко увлекая вниз.

Он вонзил в нее раскаленный клинок, в наказание за то, что осмелилась сбежать. Несмотря на всю свою решимость, она начала всхлипывать, умоляя его остановиться. Но в нем не было ни капли жалости.

Во второй раз уже было не так больно. Тело словно онемело. Она терпела, плотно закрыв глаза и не доставляя ему удовольствия мольбами.

В третий раз она открыла глаза, когда он вошел в нее, и их взгляды встретились.

Результат во сто крат превзошел тот, когда он ее позвал. Ее душа соединилась с его душой. Она стала его частью. Наслаждение было столь же всепоглощающим, как и боль в первый раз. Она умоляла его, но на этот раз не о пощаде.

Потом он встал, подобрал одежду. И она снова заплакала от стыда, поняв, что он заставил ее наслаждаться тем, что с ней делал.

Движения его уже не были столь уверенными. Он одевался поспешно и неряшливо, и взгляд его был полон страха. Вскочив в седло, он пришпорил коня.

Нариман сжалась в комок, плача от унижения и боли.

V

Кричали люди. Ржали лошади.

– Он ушел туда!

– Вон он! За ним!

Наклонившись, Моуфик набросил свой плащ на Нариман. Она зарылась лицом в его одежду.

Стук копыт, яростные крики и лязг оружия о щиты стихли. Моуфик дотронулся до дочери:

– Лисичка?

– Уходи. Дай мне умереть.

– Нет. Это пройдет, забудется. Смерть не дает забытья. – Голос его срывался от ярости. – Его поймают и приведут. Я дам тебе свой нож.