Читать книгу "Тито и товарищи - Йоже Пирьевец"

Во время правления либералов из Загреба, они прежде всего пытались обхаживать «товарища Йованку» и зашли так далеко, что летом 1970 г. предложили ей стать президентом Хорватии в новом коллективном президиуме государства, которое было запланировано в рамках конституционных поправок. Когда Тито об этом сказала Савка Дабчевич-Кучар, он некоторое время молчал, потом выпил свой виски и сказал: «Идем!»[2555] Этим кандидатура Йованки была похоронена, но не ее роль в разыгравшейся хорватской драме. Несколько месяцев спустя, когда события перешли в острую фазу, сербы в Хорватии самовольно избрали ее своей защитницей и забрасывали письмами (по 2 тыс. в день), в которых сообщали ей о «геноциде и усташской политике» загребских властей, которые настолько опасны, что они не спят в своих домах и выставляют «охрану вокруг деревень»[2556].

В октябре 1971 г. Йованка на обеде в честь своего дня рождения, на котором были Тито и Доланц, сказала, что в Хорватии повторится 1941 г., если армия не вмешается. «Надеюсь, сербы тогда не будут наивными и легкомысленными и не пойдут на убой, как овцы»[2557]. Будучи уверена, что Тито «ядовитая националистическая змея», она, как сама рассказывала, «день и ночь забрасывала его новостями, которые получала из Хорватии и где говорилось о том, что там творят усташи, и что хорватские коммунисты перенимают националистическую идеологию»[2558]. «Мадам Броз, – сообщал в то время британский посол в Foreign Office, – за кулисами имеет политическое влияние, которое велико, но не всегда полезно»[2559]. О роли Йованки в конце ноября 1971 г., когда Тито решил свергнуть загребских представителей власти, Савка Дабчевич-Кучар написала следующее: «Когда мы приехали в Караджорджево, она выглядела так, словно в момент нашего приезда сошла с картины испанских мастеров. Стоит, надменно подняв голову, с твердым взглядом на едва сохраняющем вежливое выражение лице. Стоит царица и с легким удовольствием смотрит на нас свысока, а ее глаза представляются нам глазами полипа» [2560].

За заслуги в борьбе с хорватскими националистами и за всё, что она сделала для укрепления движения неприсоединения, она требовала, чтобы Тито признал за ней важное место внутри партии и включил в ЦК. Она надеялась, что после его смерти станет его политической наследницей. Несомненно, в конце 1960-х и в начале 1970-х гг. она имела большое влияние на Тито: известно, что он давал ей читать даже депеши, которые не доверял своим сотрудникам[2561]. Савка Дабчевич-Кучар пишет в воспоминаниях, что о сербском перевесе в ЮНА с Тито невозможно было говорить даже частным образом, если при этом присутствовала Йованка[2562]. Своим поведением Йованка создала себе много врагов, среди них осторожного Бакарича и Карделя, у которых сложилось негативное мнение о ней и о ее влиянии на Тито. Несмотря на то что они этого внешне никак не демонстрировали, она почувствовала их нерасположение и мстила им за него, но неявно[2563]. При этом следует сказать, что в страхе за свою жизнь и жизнь Тито она пыталась построить вокруг себя стену из заслуживающих доверия людей и ввести их в высшие круги власти[2564]. В самом начале, когда она стала появляться перед общественностью, Тито часто говорил ей: «Ты только улыбайся!» Когда же ее сила возросла, говорит Славка Бецеле Ранкович, Йованка всё меньше улыбалась, а хаос наступил, когда она вовсе перестала улыбаться и начала морщиться[2565]. Однако известно, что в последние годы жизни отношение Тито к ней ухудшилось, ходили слухи, что по ночам он запирался в ванной, только бы избежать ее общества[2566]. Как он говорил своим доверенным людям, Йованка была как надзиратель на каких-нибудь южноафриканских копях, где работников подгоняют плеткой[2567].

Перелом в их отношениях произошел накануне отъезда Тито в Москву в 1972 г. Йованка захотела, чтобы подполковник Славко Попович, личный секретарь Тито, остался дома, потому что он якобы советский шпион. Она пригрозила, что в противном случае не поедет с ним. Начался резкий спор, закончившийся капитуляцией Тито. Позднее расследование показало, что Славко Попович был полностью невиновен[2568]. Однако это происшествие было симптоматичным, поскольку с этого момента Йованка стала еще более властолюбивой и начала «при дворе» настоящий террор. В соответствии со своей склонностью к мании заговоров Тито не мог истолковать подобное отношение никак иначе, как что его провоцируют ближайшее окружение или иностранные службы. Поэтому он приказал Ивану Мишковичу проследить и выяснить, зачем Йованка крадет секретные документы и кому их относит [2569]. Тайная служба раскрыла ее связи с Загребом, прежде всего с Краячичем и Крлежей, с действующими и резервными генералами и некоторыми политиками. Было установлено, что Йованка часто подслушивала его переговоры за шторой, которая разделяла кабинет маршала и его жилые покои. Бакарич позднее утверждал, что она это делала регулярно[2570]. В своих воспоминаниях чехословацкий партийный руководитель Антонин Новотны пишет о том, как Тито во время доверительной беседы с глазу на глаз время от времени вставал и смотрел за дверь, не подслушивает ли кто: «И это происходило в его личном дворце»[2571].