Читать книгу "На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг"

По пути Галя завезла меня в итальянский ресторан. Помню свое удивление, когда на столе увидел настоящие вилки и ножи, а не пластиковое дерьмо, которым я так привык пользоваться в тюрьме. Я смотрел на все вокруг теми самыми «широко открытыми от удивления глазами».

Находясь на полусвободе еще пять долгих месяцев, первое время, к своему большому ужасу, я хотел попасть назад в тюрьму, где все было так понятно и знакомо, за тебя принимали все решения и где ты жил на «полном гособеспечении».

Дурость прошла через неделю.

Мои друзья взяли меня на работу в свое рекламное агентство, как только мне разрешили трудиться. Я там просто числился и был безумно этому счастлив. Ничего продуктивного я делать не мог, кроме как отвечать на звонки, ходить за обедом и с удовольствием прибираться.

Через полгода я переселился в квартиру своего папы, который, как в детстве, заботился обо мне, пытался учить уму-разуму и выдавал мне на все про все 10 долларов в день. Проходя мимо окон каких-нибудь ресторанов я завидовал этим счастливчикам и понимал, что больше такого у меня не будет никогда.

Постепенно ко мне начали возвращаться работоспособность, обычное любопытство и предприимчивасть. Я был окружен любящими меня людьми и друзьями, которые помогали, чем могли, человеку, вернувшемуся «с того света». Если бы не мои родители, сестра, повзрослевшая доченька и близкие люди, я бы не смог «восскреснуть» так быстро.

Примерно в то время в Нью-Йорке открылась русскоязычная FM радиостанция, и меня позвали туда «метеорологом-в-законе». С первого дня ее существовования слушатели DaNu Radio в Нью-Йорке, Филадельфии и Майами слушают мой веселый погодный треп. Поначалу я прописывал каждую строчку в сводке погоды и траффика, сейчас я стал «мэтром» этого ремесла. Уверен, что Валерия Викторовна, моя школьная учительница по географии, гордилась бы повзрослевшим и поумневшим Лёвой на все сто процентов!

Все в тот же первый год я стал думать о «невозможном» – возвращении к моей деятельности театрально-концертного продюсера. Или прокатчика, как теперь говорят в России. После победы на Евровидении Александра Рыбака, талантливого мальчика со скрипочкой, я договорился с его норвежскими менеджерами, и он приехал в США на гастроли. С момента моего выхода из уже «далекого» зиндана прошло ровно восемь месяцев.

Когда по местным русским телеканалам пошла реклама концертов с шапкой «Лев Трахтенберг и Russian-American Consulting представляют», весть о моем выходе на свободу разнеслась окончательно и бесповоротно. Софья Львовна Трахтенберг, которой исполнилось 20 лет, потом мне рассказала, что когда она увидела меня, вышедшим на сцену поблагодарить спонсоров и друзей, и когда многие в зале встали, то она расплакалась.

Я переехал от папы, снял небольшую квартиру в самой южной точке Нью-Йорка на 14 этаже с видом на океан. Первое время я смотрел на это бесконечное пространство и не мог насмотреться. Понятно почему.

На самом деле я отнюдь не попал в тепличные условия – каждый шаг делался с огромным трудом. Надо мной по-прежнему висел дамоклов меч. По решению суда три года после выхода на свободу я находился под гласным надзором полиции. Мне запрещалось покидать Нью-Йорк без особого на то разрешения и веских на то причин, ко мне без предупреждения и в любое время суток приходили проверяющие, в течение года я не мог пить алкоголь (хотя я умудрялся выпивать по пятницам и субботам, зная, что к иудеям они точно не придут).

Нарушение строгих правил грозило возвращением на нары. За годы в Форте-Фикс я насмотрелся на десятки таких репатриаций – люди не хотели учиться на своих собственных ошибках и делать выводы.

Когда я полетел на свой второй концертный тур в Калифорнию с одним очень известным народным артистом России, то мне пришлось получать особое разрешение в нью-йоркской полиции. Я должен был указать рейсы самолетов, адреса отелей и даты передвижения, но самое главное – подтвердить, что только я могу выполнить эту работу, и что мне нет замены в самом прямом смысле этого слова. А в полицию Сан-Франциско и Лос-Анджелеса пошли ориентировки, что к ним на гастроли едет весьма серьезный бывший бандит, особо опасный для общества. Я видел эти депеши своими собственными глазами.

Но жизнь все равно постепенно приходила в свое русло, которое я усердно копал своими собственными руками. Ни один артист, включая самых щепитильных, не отказал мне из-за моего тюремного прошлого и криминальной истории. Все прекрасно понимали, что меня «подставили» и что мое дело было раздуто до невероятных размеров.

Несколько раз в год я уезжаю на гастроли. Лариса Рубальская и Ефим Шифрин, Михаил Шуфутинский и Геннадий Хазанов, Лолита и фестивали КВН, Лещенко-Винокур и Олег Погудин, как говорится – “to be continued”, продолжение следует. Я горжусь, что смог организовать аншлаговый концерт Тамары Гвердцители в знаменитом нью-йоркском «Карнеги-холле», одной из самых престижных мировых концертных площадок. Даже в самых своих мечтательных мечтах в Форте-Фикс я о таком и не мог бы подумать.

Восемь раз в день я выхожу в радиоэфир из любой точки мира. Даже сейчас, сидя перед компьютером и работая над послесловием в Коста-Рике, я несколько раз прерывался, чтобы рассказать о погоде в Нью-Йорке и у меня в «раю». Пусть мне завидуют, мне – по фигу, после тюрьмы я почти ничего не боюсь.

Планов – громадье. Концертные проекты, работа над новой автобиографической книгой «Записки импресарио», открытие в Нью-Йорке игрового ресторана «Тюрьма». Я разработал уникальную концепцию этого заведения, где официанты будут выступать в роли надзирателей, посетители станут «заключенными», столики будут стоять в «камерах», а еду будут подавать в стилизованной посуде. Ибо тема тюрьмы интересовала и интересует обывателя всегда. Это Terra Incognita, закрытый, пугающий, но одновременно – притягивающий объект.

В моей личной жизни все, слава богу, тоже наладилось. Моя дочка выросла. Сейчас ей 26, она с отличием окончила университет в Нью-Йорке, работает в финансовой компании, пару лет назад переехала в Майами. Скажу вам честно, что я подталкивал ее, чтобы она стала адвокатом. Уж очень мне хотелось иметь своего собственного и бесплатного. Поучившись один год на американском «юрфаке», Соня нам сказала, что она не хочет становиться юристом. Я ее понял, как никто другой.

Мои родители живы-здоровы, но они уехали из США. Моя бывшая жена и «подельница» отсидела свои три года и сейчас живет неподалеку. Иногда мы с ней прогуливаемся вдоль океана и вспоминаем, через какой ад нам пришлось пройти.

Уже пять лет у меня есть любовь, и я счастлив в своем новом браке. Там, в Форте Фикс, я и не мог представить, что встречу свою «половинку». Жизнь вновь прекрасна!

И вообще, дорогой мой читатель, не хочу показаться банальным, но все же Ницше был чертовски прав, говоря: «все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Теперь я боюсь только одного – болезни или смерти близкого человека, все остальное меня не страшит. Ведь я побывал на самом дне, хотя, как вы уже поняли, что жизнь продолжается и там.

После тюрьмы я изменился – научился радоваться малому и жить сегодняшним днем, ушла ненужная фанаберия, я ценю то, что раньше принимал как должное. Иногда, когда меня вновь заносит или когда мне становится тоскливо, я сам себе говорю: «Лева, ты что, вспомни, через что ты прошел», и меня отпускает.