Читать книгу "Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин"

в украинской церкви бедствие — уродливое самосвятство.

Православие, поддерживаемое царизмом, 200 лет свирепело против двоеперстия и рубило руки тем, кто крестился двумя перстами, и только в начале 19 столетия в правилах единоверия сознало свою неправоту и благословило одинаково, как троеперстие, так и двоеперстие.

Тихону ненавистны наши богослужебные порядки, он душит в нас ту свежесть обряда, которой мы дышим и живем. Он наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства. И мы отходим от его злобы, отрясая прах его от своих ног. Во имя мира и для единения в духе любви не мы должны, в угоду тупости Тихона, отказаться от русского языка богослужения, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон неправ, сто раз неправ, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими, и мы во имя священного воодушевления своего, во имя жизненной и нравственной правоты своей, не можем уступить ему и сдаться. Это значило бы потворствовать человеческой близорукости, узости, обскурантизму, корыстничеству и отдать правду и свежесть Христову на попрание отупевшему поповству.

Когда апостолов Петра и Иоанна вызвали в синедрион и всей силой авторитета законной власти потребовали прекратить их деятельность, апостолы ответили: «судите — справедливо ли перед Богом слушать вас более, нежели Бога» (Деян. 4,18 — 19).

Тихоновщина и синодалыцина — одного цехпоповского стиля, враждебны и злы против нас, преследуют нас морально насилием и клеветою, объявляют нас сумасшедшими, лезут к нам со своими интердиктами и запрещениями. Мы отходим от них, спасая свою жизнь. Между ними и нами — вихрь вражды, которою злопыхают и отравляют нас они. Мы только защищаемся и спасаемся. Не нам идти к ним с повинною, а пусть они к нам подойдут и примирительно. Тогда мы станем с ними разговаривать.

А предварительно наши речи таковы. Ответственность за происшедший в церкви раскол падает не на нас, а на монархиста и реакционера Тихона. Обновленческий раскол спас русскую церковь от окончательного разгрома ее революционным гневом и самому Тихону сохранил жизнь и обеспечил Донской монастырь. Обновленческий раскол подошел искренне и сердечно, не так, как Тихон — лукаво и двоедушно, к революции и нашел с нею общий язык. Обновленческий же раскол в реформационной тенденции своей силен и правдив мощью своего протеста против тех церковных мерзостей, которые культивируются под поповскими рукавами в Церковных недрах. Обновленческий раскол был также законен, как законен был в руках Христа, очищающего храм. «Очищайте Христову церковь, — взывают верующие миряне из Нижнего Новгорода, — от вековой небрежности и рутины». А Тихон не дает снимать даже поповской паутины. Ровно год, как Тихон, мало проученный режимом одиночного заключения, хитро и осторожно, но и постыдно, и лукаво, боясь бить по коню, продолжает лупить по оглоблям, твердя о формальной незаконности той единственно спасительной для церковного положения инициативы, которой удалось вырваться из его цепкости и спасти церковь и его самого от суда и гибели. Клеймо раскольника должно быть усвоено не нами, а Тихоном… Кто не хотел устраивать церковной жизни среди новых условий современной действительности, неведомой нашим предкам? Не обновленцы, а Тихон.

При патриархе Никоне последовал некоторый реформистский сдвиг в сторону обновления обрядов, образовалось раздвоение церковного быта на старообрядцев и новообрядцев. Благодаря и поддержке правительства пра-вомощною организацией была признана новообрядческая, а старому укладу была усвоена кличка старообрядцев-раскольников, и на них пала государственная опала. В данных революционных условиях обновленческий сдвиг произошел по линии внешнего приближения церковников к государственности, и, соответственно этому, церковники, ассимилирующиеся с новой гражданственностью и прозревающие мораль ее, должны быть названы церковниками-гражданами, а тихоновцы — церковниками-раскольниками.

Возрожденцы не довольствуются одним внешним поворотом по революционному течению, они вносят революционный динамизм в свою внут-рицерковную сферу, омолаживают церковный организм в его внутренней секреции… Для синодалов возрожденцы-сектанты — отщепенцы, а для ти-хоновцев того более — мятежники, еретики; для возрожденцев же синодалы — только политические соглашатели, сменовеховцы, оппортунисты, христообманщики, а тихоновцы — обскуранты, реакционеры, черносотенцы, упрямцы, христоненавистники. Тихоновцы — раки, черные насквозь, глаза которых смотрят уповательно назад, а синодалы — раки, ошпаренные кипятком, покрасневшие поневоле и только снаружи.

Тихон — узколоб и слеп, как крот, синодалы — оборотни, хамелеоны. Подойти плотнее к новому — синодальному, государственному укладу — это значит не примазываться, а самим начать революционизировать, активно творить. На это способны лишь наиболее свежие и сильные элементы, наиболее искренние и нравственно чистые. Но ведь и живоцерковники, и содацы тоже хвастаются своей революционностью. Их революция — не революция, а стачка, налет и грабеж. Попы, используя момент и свою силу, ринулись на захват исключительно себе побольше гостинцев, пренебрегая общим благом и общецерковной совестью. Тихон — косен и упрям, он — тормоз общественного прогресса, синодалы — волки, хищники, норовят в происходящей суматохе обмануть и революцию, и верующих, и больше натаскать в свои поповские берлоги.

Петр Первый, заслуга которого пред облагораживанием Руси — несомненна, в своем почине реформ и улучшения общественности наткнулся на инерцию и оппозицию церковников и патриарха, это побудило Петра уничтожить патриаршество, чтобы сдвинуть тот камень, который авторитетом религии давил совесть у церковников и не позволял им ассимилироваться с новым бытом, морально отрицая его. Ив 1918 году патриаршество явилось на оппозиционно-враждебных революции мотивах, как надежда и оплот старого общественного уклада и быта. Но как петровский Синод был ширмой гражданского монархизма, так сейчас, на фоне пролетарской революции, за неприемлемостью патриарха, как монархической, хотя и более слабой, чем самодержавие, консистенции, нынешний Синод представляет олигархическую организацию Иисусовых дворян, то есть попов, революционной бесклассовой нивелировке не отвечающую. На фоне пролетарской революции Синод — это притворяющаяся белогвардейщина.

Для возрожденцев ни поповская конституционная монархия, то есть патриаршество, ни поповское временщичество, или олигархия, то есть синод Троицкого подворья, — неприемлемы. Мы говорим: епископа поставляет Дух Святой через коллегию. Это значит: каждый епископ получает совершенно одинаковый дар и право инициативы, и ни один не конденсирует себе власти больше против другого. Дух Святый количественно не дробится и юридически не дифференцируется. Он не дает одному епископу прав генерала, а другому — прав полковника. Он дает разнообразие качества, талантливости, даровитости, вдохновения, а не чинов и окладов жалования. Потому разделение на епископов правящих, с полными административными правами, и на епископов — викариев, этих епископов-париев, епископов рядовых и епископов митрополитов, епископов патриархов — деление, абсолютно чуждое Христову стилю