Читать книгу "Марь - Алексей Воронков"

– Вот иди и спасай, что к старику пристал? – глухо проговорил Митряй и зашелся в кашле. Видно, здорово у него внутри пекло. – Хотели без саманов жить – так живите! – наконец произнес он.

Ерёма растерян.

– Будет тебе, старик, будет… Зачем нам ссориться? Надо сейчас думать о том, что делать… Может, совет какой дашь? – спрашивает он.

– Я уже сказал, что, кроме самана, никто вам не поможет… – говорит ему старый Митряй. – Ты вот упрекнул меня, что я свое дело никому не передал… Так ведь оно по наследству должно передаваться. А у меня ни одного сына не было – только дочки. Но женщина не может быть саманом. Она должна детей рожать и очаг хранить. Не знаю, почему духи не дали мне родить наследника, – может, обиделись на что?.. Ладно, что болтать зря… – неожиданно произнес он. – Дело надо делать… Только я чую, что мне и через неделю не встать…

Ерёма даже вздрогнул, услышав это.

– Ты что, старик! – сердито глянул он на тестя. – Давай, не дури… Чтоб через два дня на ногах был!..

– Не получится… – вздыхает старый шаман. – Пять раз за жизнь ломал меня амака, но на этот, кажись, все серьезно. Может, уже и не выкарабкаюсь никогда.

– Так, значит, все, конец? – растерянно смотрит на него Ерёма.

Старик какое-то время молчит, а потом:

– Вот что, зятек… Есть еще один саман в наших краях, я его знаю. Ороном его зовут…

– Ороном? – переспросил Ерёма. – Не знаю такого. А где он живет?

– Там… – указал старик куда-то на север. – Два дня пути…

– Но в той стороне только яки живут, – усомнился парень. – Он что, якут?

– Он, он… – подтвердил Митряй. – Коль саман нужен, к нему надо идти…

Якодокит, или дорогу к якутам, Ерёма знал с детства. Зимой он туда ходит соболевать, а бывает, и охотиться на изюбря с сохатым.

– Ну что, пойдешь? – ослабевшим голосом спрашивает зятя бедный старик. – Иди, иди, коль надо…

Он замолкает и закрывает глаза. Видно, устал от разговора и ему хочется покоя. Ерёме жалко старика, но ему еще жальче народ свой.

– Два дня пути… – качает головой Ерёма. – Однако неблизко, – говорит.

– Ерунда… – послышалось в ответ. – Коль пойдешь, передай ему от меня привет… Скажи, прихворнул старый Ургэн, сам не может с духами говорить… Одного я не знаю – жив ли Орон, – неожиданно спохватился Митряй. – Он ведь тоже старый, так что, может, и помер уже. Но весной был жив – это я точно знаю. Наши люди видели его… Ну иди, иди, что с хворым сидеть? – говорит он зятю. – Кроме пустого, ничего не высидишь. Иди…

Глава девятая

1

В ночь на пятнадцатые лунные сутки, когда из темных глубин бездны выплыла огромная полная луна, окрестности Бэркана вдруг содрогнулись от буйного всплеска человеческих страстей. Будто бы кто-то бил в большой барабан, и этот бой сопровождался гортанными, непонятными криками многих людей.

– Товарищ старшина! Товарищ старшина! Слышите?.. Что это они там?.. Может, что случилось?..

Грачевский уже засыпал, когда вдруг почти над самым его ухом раздался этот встревоженный голос. Он прислушался. Где-то неподалеку монотонно работал бензиновый движок – местная, так сказать, электростанция, которая питала лампочки, что висели на столбах по периметру лагеря, да еще рацию, без которой здесь не обойтись, – как-никак единственная связь с Большой землей. Но что это?.. В той стороне, где был эвенкийский поселок, творилось что-то непонятное. Может, праздник какой отмечают? – подумал Володька. Знать бы, да откуда? Ведь им строго-настрого было приказано в контакт с местным населением не вступать. Для этого даже пришлось выставлять часовых, которые должны были следить, чтобы ни одна душа не покинула расположение отряда. А ведь и он был не прочь хоть одним глазком взглянуть на то, что там за люди живут в этом медвежьем углу? Что их тут держит, чем они занимаются? Ну разве не интересно?

Однако далеко не всех его подчиненных влекла только жажда познания. Были и такие, кого интересовал один-единственный вопрос: есть ли в поселке магазин, где торгуют водкой? Деньги им хоть и небольшие, но все же платят, а кому-то еще из дому что-то перепадает. Вот и мечется душа, вот и ищет на одно место приключений.

Хотя и женская тема тоже здесь популярна. Днем-то некогда об этом думать, работы невпроворот, но, когда наступает ночь, тут уж не остановишь. Им бы, дуракам, выспаться, чтобы завтра с новыми силами день начать, нет ведь, лежат и чешут языками. Вот и сейчас завелись. Только и слышно: «Умираю, братцы, – бабу хочу! Ну хоть бы на часок нас отпустили в этот несчастный поселок. Уж мы бы там…» А ему: «Что, на якуточку потянуло?» А в ответ: «Да ты че, тут не якуты живут – эвенки…» – «Ну пусть эвенки…» – «Слышь, мужики, а, говорят, у ихних баб это дело поперек живота устроено…» Все ржут. А тут вдруг: «Это все вранье! У всех все одинаково… Что у наших баб, что у этих…» Ему: «А откуда ты знаешь? Проверял, что ли?» И снова смех. Тут же кто-то: «Я слышал, у северных людей такой обычай есть, чтобы свою жену гостю предлагать…» – «Иди ты!» – «Зуб даю!..» – «Тогда надо проситься в гости… Я б сейчас и от русалки не отказался». – «А кто б отказался?.. Нам сейчас старуху дай, мы б и ту…» – «Неужто стал бы?..» – «А че? У меня не заржавеет…» Снова взрыв хохота.

– Спать! – командует Грачевский. – Завтра рано вставать – вы что, забыли?

Вообще-то у него есть своя койка в командирской палатке, но он предпочитает спать вместе с братвой. Здесь веселее, да и не любит он выделяться. Ну кто он? Да такой же, как все, солдат, только так уж вышло, что его на целый год поставили над ними старшим. Вот и не надо задирать нос – проще надо быть, проще, хотя и нельзя давать повода, чтобы тебе сели на шею. А то какая это будет армия? Тогда разве они построят эту колею? Ну а на сознательность пацанов рассчитывать не приходится. Молодость она и есть молодость. Попадет вожжа под хвост – такое могут учудить! Поэтому, несмотря на свою демократичность, Грачевский старается быть твердым в своих поступках.

В других палатках не лучше. Гогот стоит такой, что хоть «караул» кричи. Вот неугомонные, думает Володька. И это после такого напряженного рабочего дня! Первый раз выдали две нормы за смену, прорубив вместо тридцати шестьдесят метров просеки. Накануне здесь побывал замначальника мехколонны майор Ходенко, который остался недовольным работой отряда. Объявив аврал, он тут же упорхнул куда-то на вертолете. Участков у него много – почитай, по всей тайге разбросаны. Вот и приходится метаться. Москва торопит, Москва жмет, держит стройку в напряжении. Потому и авралы эти, потому и изводят здешние начальники и себя, и подчиненных. А иначе нельзя – весь мир внимательно наблюдает за строительством, ждет, чем вся эта беда закончится.

После завтрака Грачевский построил отряд и стал распределять задания. Каждой бригаде, где были свои вальщики с помощниками, свои сучкорубы и распиловщики, был отведен определенный участок работ. И завизжала тайга истерическими голосами бензопил, застучали топоры… Кто-то валил лес, кто-то очищал их от сучьев, кто-то распиливал хлысты.