Читать книгу "Сестра! Сестра? - Сью Фортин"

Элис бросает взгляд на меня, и я улавливаю в нем смутное беспокойство. Наверное, сестра устала от бурных эмоций, тем не менее она тепло улыбается маме.

– Для меня эти воспоминания тоже бесценны.

Правду говорит Элис или нет – я не знаю, да и не хочу знать, если честно. Главное – ее слова приносят облегчение маме. Она ведь так казнила себя из-за потерянной дочери.

– А твоя мачеха? Какая она? – ласково спрашивает мама.

– Рома? – Элис пожимает плечами. – Да ничего. – Она смотрит вниз, на руки, язык ее тела вновь неуловимо меняется.

– «Ничего», и все? – уточняет мама, а Элис еще раз пожимает плечами. – Расскажи правду, Элис. Не бойся, нам можно. Мы хотим знать, да, Клэр?

– Ну да. Если Элис готова это обсуждать. – Я кидаю на маму укоризненный взгляд, но та его либо не понимает, либо игнорирует.

– Расскажи, Элис. Пожалуйста.

– Хорошо… Рома жила с отцом только из-за денег. Я знала об этом с детства. Перед папой она была со мной очень милой, но наедине становилась кошмарной. Мы ужинали перед возвращением папы с работы. Рома давала своему сыну, Натаниэлю, огромную порцию, а мне – совсем каплю, как воробью. И еще я не получала десерта. Натаниэль получал.

Мамино лицо искажает ужас, и она прикрывает рот рукой.

– Боже мой, Элис…

– Когда папы не было рядом, Рома лупила меня подошвой тапки и запирала в комнате на несколько часов.

– Ты не жаловалась своему отцу? – вставляю я и понимаю, что его родства со мной я не признаю.

– Один раз пожаловалась, больше не стала. Он спросил у Ромы, та, естественно, все отрицала. А на следующий день, когда папа ушел на работу, меня отлупили, как никогда в жизни.

– Господи, – плачет мама. – Ох, Элис…

– Неужели он не замечал синяков? – Я потрясена этим страшным откровением.

– Рома била умно, – с кривой усмешкой поясняет Элис. – Никогда не оставляла больших синяков, а если и оставляла, то под одеждой.

– О боже… – только и могу выдавить я. Мы все молчим, перевариваем услышанное. Я делаю глоток вина, отодвигаю бокал. – И сколько это продолжалось?

– До моего шестнадцатилетия.

Элис вновь вешает голову, стискивает ладони на коленях, нервно крутит пальцами.

Может, во мне просыпается адвокат, но я вынуждена спросить:

– А что произошло в шестнадцать? Почему все прекратилось?

Элис отвечает уклончиво:

– Я… прости. Я, наверное, не смогу сказать.

– Не бойся, Элис, говори смело. Мы семья, – произносит мама. – Я твоя мать, мне можно доверить все.

Элис с глубоким вздохом поднимает голову. Взгляд устремляется к комоду, цепляется за фотографии. Сестра кивает самой себе, собирается с духом, вновь вздыхает и расправляет плечи.

Как на сцене, невольно отмечаю я, Голливудом попахивает.

– Натаниэль старше меня на два года. Однажды он пришел домой с какой-то вечеринки – пьяный. Папа с Ромой ужинали в кафе, и дома была только я.

Элис переводит взгляд с мамы на меня. Я уверена, дальнейшая история мне не понравится, но я уговариваю себя быть сильной – как делаю это с клиентами, когда они рассказывают о кошмарных событиях из своей жизни.

– Не буду вдаваться в подробности, но Натаниэль… он… ну… воспользовался мною. Он был больше и сильнее. Я не сумела отбиться. Да еще от пьяного. Без шансов…

Я пересаживаюсь на край кофейного столика, стоящего перед Элис, беру ее за руки.

– Он тебя изнасиловал? – мягко спрашиваю я. – Твой сводный брат тебя изнасиловал?

Мама тихонько ахает, но я не отвожу глаз от сестры. Пусть она почувствует – нам можно сказать правду, ничего страшного, мы не осудим. Элис, не отрывая от меня взгляда, кивает.

– Немножко. Он был слишком пьян.

– Немножко. Много или мало, это все равно изнасилование. – Я стараюсь не повышать голос. – Ты кому-нибудь рассказала?

– Рома с папой вернулись домой. Папа парковал машину, а Рома вошла в дом первой. Услышала мои крики. Я тогда уже перестала сопротивляться. В общем, она стащила с меня Натаниэля и отволокла к нему в комнату. Потом прибежала назад и велела не говорить об этом ни слова. Иначе она меня не просто изобьет, а кое-что похуже.

– Ох, девочка моя. Ох, кошмар какой. – Мама вновь плачет. – Бедная ты, бедная…

– На следующий день я заявила Роме: если она или ее сын меня еще хоть пальцем тронут, я заявлю в полицию.

– Ты сходила к врачу? У тебя были доказательства?

Мне неловко спрашивать перед мамой, сохранила ли Элис трусики или простыню с ДНК Натаниэля. Однако сестра, похоже, не особенно смущается.

– Я решила: раз Моника Левински кучу лет хранила спе… э… ну, вы поняли… – Элис морщит нос и с хрустом поводит плечами. – В общем, раз она сохранила добро Билла Клинтона, то и я смогу сохранить добро Натаниэля. Хотя бы в теории. Видели бы вы лицо Ромы, когда я ей такое сказала.

– Ты сберегла нижнее белье? – уточняю я.

– Ох, Клэр, ты настоящий адвокат, – улыбается мне Элис. – Нет, но Роме об этом знать необязательно. Короче говоря, моя угроза сработала, и меня больше не трогали. А когда папа умер, Рома дала мне ваш адрес. Пояснила, что нашла его в папиных вещах, но я думаю, адрес она узнала давным-давно, просто сообщила мне только тогда, когда потеряла надежду заполучить оставшиеся папины деньги.

– Сколько же ты пережила… Моя отважная девочка. Ты в порядке? То есть действительно в порядке? – сокрушается мама.

– Действительно. В смысле, с моими душевными травмами справится обычный психотерапевт. Ну, мне так говорили, но если хочешь знать правду, то мне нужна лишь одна терапия – ты, Клэр и ее семья. Ваша любовь способна залечить любые раны.

По-моему, это какой-то перебор. Нет, нельзя осуждать, напоминаю я себе: Элис ведь, как ни крути, американка, а в Америке психотерапию любят и охотно о ней говорят.

– Ну ладно, хватит об этом, – заключает Элис. – Все в прошлом. Я начинаю новую жизнь. С вами. – Она пожимает мамину руку, с улыбкой смотрит на меня, я отвечаю тем же.

Должна признать, жизнестойкость Элис меня впечатляет. Потрясающая способность отторгать негатив! Я встречала подобное у изнасилованных клиентов, когда те с безучастным видом вынужденно излагали жуткие подробности надругательства над собой. Но такой безучастности, как у Элис, мне наблюдать не приходилось. Она словно о чем-то обыденном рассказывала. Мне невольно приходит на ум: если бы Элис была моей клиенткой и дело происходило в зале суда, я бы советовала ей проявить побольше чувств.

Меня тянет расспрашивать сестру дальше – будто она действительно моя клиентка, будто я готовлю ее к судебному заседанию и объясняю, что защита обвиняемого попытается дискредитировать жертву. Однако мама переводит беседу в другое русло: задает вопросы о школе и образовании, Элис же отвечает скомканно, бегло. Похоже, она не хочет вспоминать прошлое, да и как ее за это винить? Не прошлое, а кошмар. В результате я рассказываю Элис о своем детстве и друзьях, о нашем школьном знакомстве с Люком и так далее.