Читать книгу "Расстояние между мной и черешневым деревом - Паола Перетти"

Из телевизора раздается знакомая песня, которую я часто слышу в машине по радио. Андреа поднимается с дивана и берет в руки микрофон.

«Был такой парень, совсем как я… любил он Битлз и Ролинг стоунз…» Вообще-то, для учителя музыки он поет не слишком хорошо. Но остальные вроде бы этого не замечают и начинают подпевать.

Я подхожу к Филиппо и громко шепчу ему в ухо, стараясь перекрыть поющие голоса, но так, чтобы никто не услышал: «Спасибо. Мне очень нравится твой подарок».

Жаль, что скоро я не смогу им пользоваться. Стоит ли рассказать Филиппо о том, что я собираюсь переехать на дерево?

Филиппо роется в коробке из-под микрофона и протягивает мне синий конверт:

– А вот и открытка.

Я молча беру конверт и оглядываюсь по сторонам. Убедившись, что никто на нас не смотрит, я тяну Филиппо в коридор.

– Я вечером прочитаю, когда все уйдут, ладно?

– Это еще почему?

– Потому что я не разгляжу буквы.

– Так возьми лупу.

– Откуда ты знаешь про лупу? – удивленно приподняв брови, спрашиваю я.

– Я видел, как ты доставала ее из кармана. Почему ты не пользуешься лупой? Ты же все равно таскаешь ее каждый день.

– Я не хочу, чтобы меня с ней видели. Если на меня смотрят, я никогда ее не достаю.

В ответ Филиппо молчит.

– Ладно, ты победил, сдаюсь. Но сначала пойдем в мою комнату.

Филиппо стаскивает с кровати разлегшегося на ней Оттимо Туркарета, который возмущенно мяукает в ответ. Я сажусь рядом и открываю конверт. В нем сложенный вдвое листок с черными закорючками.

– Я специально выбирал фломастер потолще, – гордо говорит Филиппо.

Я достаю из кармана свою лупу, как у Шерлокхолмса, и подношу к лицу.

ОТ ДУШИ ПОЗДРАВЛЯЕМ С ПЕРВОЙ ДВУЗНАЧНОЙ ДАТОЙ!

С НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ, ФИЛИППО, КРИСТИНА И МАУРО.

– Мауро – это твой папа?

– Да.

Мы молча сидим на кровати. Я почесываю Оттимо Туркарета и смотрю на него во все глаза, хотя все равно ничего не вижу. Это потому, что я думаю.

– На этой неделе ты живешь с папой?

Мы первый раз заговорили с Филиппо о его семье.

– Нет, я его вижу только по выходным.

– Тебе не нравится быть с папой? Тебе неприятно, когда вы вместе?

Филиппо пожимает плечами и гладит Оттимо Туркарета.

– Не очень. Это из-за него я теперь такой сумасшедший.

– Это кто тебе сказал?

– Психологи. Вообще-то, в нашей школе все так думают. Психолог говорит, что я невнимательный и агрессивный, потому что мои родители развелись.

– Ну ты же не нарочно.

Я обнимаю Филиппо за плечи, и мне кажется, что его очки слегка запотели. Вдруг он начинает всхлипывать. Филиппо плачет, содрогаясь всем телом, так что Оттимо Туркарет спрыгивает с его колен и перебирается на стул. Но при этом Филиппо плачет беззвучно, так что мы сидим в моей комнате до тех самых пор, пока взрослые не умудряются все испортить, заглянув к нам в самый неподходящий момент.

– Мафальда, выключай свет, – говорит мама.

Я уже в пижаме, лежу в кровати, прижав к себе Оттимо Туркарета. Обычно я никогда не закрываю глаза без надобности, если только не гуляю во дворе с повязкой. Мне не хочется закрывать глаза: нужно, чтобы они запаслись светом на всю оставшуюся жизнь. Но сейчас я лежу с закрытыми глазами.

Когда гости разошлись, папа снял с потолка шарики, но я выпросила у него один и затолкала под кровать. Когда я поселюсь на дереве, шарик может пригодиться. Вдруг я не выдержу холодов или состарюсь и не смогу спуститься.

Сегодня моим глазам нужно отдохнуть. В отличие от них, сама я совсем не устала. Я протягиваю руку к лампе, нащупываю кнопку выключателя. Мама заходит в комнату, и я слегка приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть, как она выглядит в темноте. Сначала до меня долетает ее мятный запах. Потом я вижу ее продолговатую тень, длинные волосы и темные складки одежды, которые без света кажутся еще темнее.

Как странно. Раньше я думала, что темнота – это когда все черное. Но мамы, оказывается, могут разглядеть тебя даже в самой кромешной темноте. Наверное, они видят, как кошки. Все видят, чтобы найти детенышей в случае опасности. Если это правда, то я тоже могу стать мамой.

Я немного приподнимаюсь на локте:

– Мам, а если я потеряюсь, ты сможешь разглядеть меня в темноте?

– Разглядеть, может, и не смогу, но я все равно тебя найду, что бы ни случилось. Давай выключай свет, уже поздно, – отвечает она, гладя меня по голове.

Наклонившись, мама целует меня, и ее длинные волосы падают на подушку, как волны сахарной ваты, только черной. Я глажу их, а потом мама встает и выходит из комнаты. Мамины волосы такие мягкие. Я не стала уточнять, про какую я темноту. Мама ведь все равно найдет меня где угодно.

Сегодня мне не хочется разговаривать ни с тобой, Козимо, ни с бабушкой. Вам-то хорошо вместе, вы перебираетесь с ветки на ветку, читаете книжки и совсем не подозреваете о том, что до черешни осталось всего шестьдесят шагов.

Козимо, ты слышал? Всего тридцать метров! Это не так уж много. Помнишь, твой брат говорил с мудрецом и тот сказал ему, что ты живешь на дереве, потому что на землю нужно смотреть с определенной высоты, чтобы видеть все в правильном свете? Но с какого расстояния мне тогда нужно смотреть на черешню?

17. Кидать в мусорную корзину бумажные шарики

У доктора Ольги зеленые глаза, я запомнила. Я пытаюсь их разглядеть, но вместо ее лица вижу лишь серое пятно. Вот почему я все еще сижу перед доктором, а папа с мамой сидят рядом на все тех же неудобных стульях. Доктор кладет мне в руки длинную гладкую палочку. Карандаш. Я прикасаюсь к нему и нащупываю на кончике знакомую фигурку – динозавра.

– Прости, с египетскими богами не нашла.

Ничего. Я все равно не люблю ластики. Они для меня совсем не главное. Но я благодарю доктора и с довольным видом беру карандаш. Вежливость – это важно.

У доктора на столе блок листков для записей, которые она дает детям во время приема. На них можно рисовать. Я беру листок и принимаюсь водить по нему карандашом. Взрослые говорят вполголоса, а я делаю вид, что не слушаю. Как часто мне теперь приходится «делать вид», особенно после дня рождения. Делать вид, что не плачу; делать вид, что не подслушиваю… Когда я вырасту, мне придется постоянно притворяться, как делают мои мама и папа. Даже сейчас они притворяются, что говорят о чем-то не важном.