Читать книгу "Остров любящей женщины - Наталья Труш"

— Это про птиц! — Уверенно сказала Катька. — Они, когда осенью на юг летят, над разными странами пролетают и соединяются, соединяются…

— Ты мой транзитный пассажир, — вздохнула Катерина, глядя Лехе Васильеву в глаза. — Рассказывай, что случилось? Я ждала тебя через пару дней, и не на три часа, а на неделю как минимум.

— Кать, у меня проблемы. — Васильев погладил ее по руке. — Не дела, мой хороший, а проблемы. Пусть тебя это не пугает, все разрулится, но сейчас я буду очень, понимаешь — очень, занят. А тут получилось прилететь, и я решил, что хоть три часа, но побуду с тобой.

— Значит, на Новый год ты не прилетишь? — Катерина почувствовала, как глаза у нее наливаются слезами. Секунда, и она не смогла удержать этот соленый водопад, внезапно обрушившийся из-под ресниц.

— Ну, вот тебе и раз! — Васильев взял ее лицо в свои ладони. — Что за слезы? Мы так не договаривались — это раз! И два… Кать, могло ведь так случиться, что я бы не смог сегодня прилететь. Давай не будем друг друга расстраивать, ладно? Я прилечу к Рождеству, 6 января. У меня уже и билет куплен. Хочешь, покажу?

— Не хочу! — Катерина промокнула платочком слезинки. — Я тебе верю. Просто, обидно. Я думала, что наш первый Новый год мы встретим вместе.

— Кать, я не могу. И прошу тебя понять — это не блажь. Так нужно.

— А с кем ты будешь его встречать?

— Я вообще не знаю, буду ли я его встречать. — Васильев грустно усмехнулся. — В двух словах: на нашем производстве в Первомайском…

— В том, которое почти колхоз «Красный серп», а скоро будет Катюнино? — Улыбнувшись, перебила его Катерина.

— Вот-вот, в том самом. Там так все не просто складывается. Ну, как бы тебе объяснить, чтоб поняла. Это бизнес. Большая мужская игра. А в нашей жизни любая игра — это не всегда весело. Это иногда очень серьезно. Нам там очень сильно на пятки наступают. И мы с Максом — я тебе о нем рассказывал, это друг мой и компаньон, — мы задумали одну комбинацию. Никто не ждет, что мы это будем делать сейчас. Для всех уже новогодние каникулы, две недели можно праздновать. Меня сегодня проводили оттуда, вроде как на праздник домой. Только Максим знает, что к ночи я вернусь. И мы с ним по-тихому уедем в Первомайский. А впереди несколько дней рабочих, и нам никто не помешает сделать все, что мы задумали. После этого на производство придут новые люди, наши люди, которым мы доверяем. И, я очень на это надеюсь, наконец-то можно будет вздохнуть спокойно. И если мы не сделаем все сейчас, то, боюсь, что за нас это сделают другие люди. Не проси, чтобы я объяснял тебе все подробности. Это скучно.

— А это… опасно?

— Это опасно тем, что можно потерять дело.

— Это как? Ведь есть документы, о собственности, например…

— Любые документы можно легко подделать. А если в друзьях у очень неглупых людей представители власти, юристы и судья, то отнять чужое добро еще проще. — Васильев поморщился. — Кать, пусть тебя это не волнует, ладно? Помочь ты мне не можешь, да я и не хочу, чтобы ты как-то участвовала в этом. У этого, между прочим, есть такое неприятное название, как «экономическая война». Ну, скажи, зачем красивой женщине участвовать в войне?! Пусть мужики этим занимаются, ладно? А женщины пусть ждут победителей!

— А ты победишь?

— А то! С таким тылом, как у меня, нельзя проиграть.

Васильев специально не рассказывал Катерине никаких подробностей. Во-первых, меньше знает — крепче спит, а во-вторых, он уже хорошо знал ее, знал, что она будет переживать и беспокоиться за него.

Задуманное было небезопасно. Но это было единственное правильное решение в сложившейся ситуации, и если не сейчас, то завтра будет поздно. Как там у вождя мирового пролетариата — «промедление смерти подобно»? Вот-вот, причем пулю в голову можно получить самую настоящую.

Но риск был оправдан. В случае удачи — а Васильев не сомневался в том, что удача на его стороне, — в случае удачи он получает поддержку серьезную, на уровне губернатора края и его сторонников.

— Кать, ты слышишь меня? Или все еще рыдаешь? — Васильев обнял ее, поцеловал в соленую щеку, потом — в другую. Потом в нос, в ухо… — Ой, Катюха, горе ты мое! Так ведь и с ума сойти недолго, прямо тут, в аэропорту. Пойдем-ка мы с тобой пить чай, и ты будешь рассказывать мне, как там наши котики живут.

Следующие два часа они просидели в кафе, где пили чай и целовались на радость двум девчонкам, прятавшимся за барной стойкой и украдкой подсматривающим за ними. Катерина вспомнила, как сама сегодня утром в автобусе была в роли наблюдателя за влюбленной парой и рассмеялась.

— Ты что? — удивленно спросил Васильев.

Катерина рассказала ему про водителя и кондукторшу.

А потом про Кешку и Наполеона, про то, как они подружились за неделю. Про елку, которую Катерина уже купила для Нового года. Про то, что теперь она совсем не знает, где и с кем ей отмечать праздник.

… Если шестое чувство есть, то именно оно включилось у Катерины в тот момент, когда Васильев последний раз обернулся, уходя на посадку. Он улыбался ей издалека, но она видела, что улыбка у него вымученная, и понимала, что это оттого, что она сама не могла скрыть от него своего настроения. Но где-то внутри у нее билась мысль — все это неспроста. И какая-то дурацкая фраза, то ли из кино, то ли из песни какой — «Любовь — предчувствие печали»…

Они до последнего тянули этот момент расставания.

— Вот теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты меня провожала? — Васильев сильно прижимал к себе Катерину, у которой глаза были опять на мокром месте. — Я даже на расстоянии ощущаю, когда ты плачешь. Поэтому у тебя всегда должно быть хорошее настроение. Обещаешь?

— Обещаю, — всхлипнула Катя. — Ты только приезжай скорее, ладно?

— 6 января, и билет уже есть. А до этого буду звонить.

Васильев разгрузил наполовину свою сумку, в которой был пакет с сибирскими подарками для Катерины. Какие-то увесистые баночки, мешочки.

— Это тебе гостинцы от лисички, — сказал Васильев. — Дома сама разберешься. Вкусности необыкновенные — орешки, варенье, мед. У нас там, в Первомайском, дед Вася есть, он нас снабжает всем этим. Пчелки у него свои, ягоды-грибы сам собирает, а еще консервирует оленину и медвежатину. В общем, сама все попробуешь, тебе понравится. И еще. Там есть пакет, папка такая синяя. В ней кое-какие документы. Они мне сейчас не нужны. Ты убери их дома подальше, а я потом заберу, хорошо?

Она молча кивнула.

Он помолчал, качая ее руку в своей, а потом сказал:

— Катька, я никому и никогда такого не говорил, и сейчас говорить ничего подобного не имею права, — Леха Васильев гладил Катерину по голове, как маленькую девочку. — У меня такая жизнь суматошная, что сказать тебе «жди меня»… это не правильно, нельзя этого делать. И все же я тебе это говорю — жди меня, ладно? Просто, когда ждут, проще возвращаться. Есть куда возвращаться. Я сейчас поцелую тебя и пойду, и не будет никаких слез, потому что мне от них очень плохо. Не плачь, пожалуйста.