Читать книгу "Любовь анфас (сборник) - Лана Барсукова"

Они работали слаженно и по-бригадному, добровольно распределив обязанности: Леся меняла белье, а Вика зачищала все остальное. Правда, с пододеяльником вышла заминка. Комок одеяла не желал занять отведенное ему место, сколько Леся ни просила его об этом энергичным встряхиванием.

– За уши его держи, – пришла на помощь Вика, как будто они укрощали квадратного монстра.

И действительно, если одеяло сопротивляется, значит, оно живое. А у живого могут быть уши, а никакие не углы. Леся любовалась подругой, ее речевой меткостью. А та по ходу дела рассказывала о жизни на острове.

Она говорила ровно то, что было интересно Лесе, как будто отвечала на ее невысказанные вопросы. Работает? Да, повезло, тут работу трудно найти. Нет, деньги – не главное, хотя и не лишние. Чтобы себя в тонусе держать, не распускаться. Русских много? Да, хватает. А вообще, это не армия, здесь землячества не рулят. Тут в стаи по другому принципу сбиваются. Сама поймешь. А вообще как тут? По-разному. Люди разные, и жизни у них разные. А как иначе? Остров всех под одну гребенку не гребет, по одной мерке не ровняет. Тут разнообразия дальше больше, потому что каждый сам за себя решает, как ему жить. Шаблонов нет, вот и расцветает сто цветов, включая сорную траву. Всем наплевать на тебя, правда, люди все хорошие. Словом, остров пусть и маленький, но вмещает в себя много всего. Поймешь еще. Да не грузись, здесь это не принято.

* * *

Леся так и не вычислила, когда случилась та самая вечеринка, на которую ее звала Вика. Каждый день, точнее, вечер, кто-то заходил в их бунгало или они сами без особых приглашений и церемоний переступали чей-то порог. Иногда собиралась целая компания, жарились креветки, разливалось местное, довольно бесхарактерное пиво и журчали ручейки множества параллельных разговоров. Это была бесконечная стихийная вечеринка, похожая на сериал, который можно начать смотреть с любой серии и бросить в любом месте.

Местные жители в этом не участвовали. Они были дружелюбны, преимущественно бедны и очень заняты собственной жизнью. Приезжие для них представляли ценность исключительно как клиенты, пассажиры, покупатели – не более. Аборигены в свой мир никого не пускали, но и в чужой нос не совали. Хотя Леся пару раз перехватывала их осуждающие взгляды, дескать, шляются по миру странные люди, как будто у них своих островов нет. Но гости имели деньги, поэтому поведение аборигенов было лубочно-дружественным, резко отличным от российской враждебности к приезжим, которые «понаехали».

Леся читала множество околонаучных текстов про миролюбие буддизма, про влияние климата на национальный характер и прочую ерунду, обрекающую местное население на космическую гармонию и запредельное радушие, и теперь своим острым умом срезала эти доводы под самый корень. Она прекрасно понимала, что брендируют не только марки одежды и обуви. Брендируют целые страны, регионы, острова. Мощная индустрия создания смыслов на пустом месте присвоила острову бренд «гармония», что гарантировало спрос на мировом рынке туризма. Ведь в мире так не хватает гармонии, стало быть, это можно продать. И вот уже забыто, как относительно недавно воды, к которым так нежно склонились прибрежные пальмы, были красными от пролитой крови в ходе местного политического противостояния. Эту часть истории засунули на чердак, а на витрину выставили модный буддизм и космическую гармонию.

Среди приезжих преобладали русские. Один тянул за собой другого, пользуясь проверенной и безотказной техникой сарафанного радио. Интернет придавал этому процессу масштабность и размах, соблазняя фотографиями загорелых лиц на фоне игриво льнущих к воде пальм. Социальные сети работали буквально как сети, которыми ловились искатели новых ощущений и все той же брендированной гармонии. Банданы и шорты привлекали тем сильнее, чем слякотнее и холоднее становилось в России. Колония русских росла, как снежный ком. И, как снежный ком, была непрочной, таяла под солнцем, которое начинало согревать российские просторы. Сезонность, временность была самой постоянной характеристикой этого сообщества. В быту сновали фразы: «Если кто уезжает, я плиту себе заберу», «Никому шкаф не нужен? Почти целый. Мы на той неделе отчаливаем».

Иностранцы здесь тоже были, но немного. То ли русская колония забивала ростки интернационализма, то ли иностранцы искали более экстремальные варианты свободы. Может, местная жизнь казалось им слишком цивилизованной и хотелось более рафинированного единения с природой. А те, кто был, быстро переходили на «английский интернациональный», сплющивая язык Шекспира до лексики базаров и жестикуляций. Это был тот редкий случай, когда Леся почувствовала, что неплохо говорит по-английски.

Лесю пьянило от зыбкости этой жизни. На большой земле, как здесь называли места исхода, люди вступали в ипотеку и тянули эту лямку со словами о будущем счастье, заботились о кредитной истории, о послужном списке. А тут жили под тиранией момента, здесь и сейчас. Как бабочки: недолго, но ярко. Леся жадно вслушивалась в истории этих людей и очень быстро распределила приезжих на несколько категорий.

Первая группа – это молодые люди, часто с маленькими детьми, которые, пользуясь случаем, отложили серьезную жизнь на потом. У них пока ничего нет. Они знают, что впереди их ждут корпоративные будни, добропорядочность и размеренность. Их скулы заранее сводит от скуки, но соскочить с этого маршрута им страшно. Они внутренне подписались на него, заранее смирились с его неотвратимостью, но, как дети, оттягивают момент наказания. Остров для них – временная пауза. Обычно крайней точкой, дальше которой тянуть нельзя, выступает поход ребенка в школу. Такие родителя стоят на школьной линейке первого сентября, как на траурном митинге.

Леся познакомилась с такой парой – Гошей и Ритой – на одной из вечеринок. На большой земле Рита сидела в декретном отпуске, а Гоша работал, пока фирма не распалась. На прощанье он получил немного денег и обещание позвать его, если что-то наклюнется. Но нынче в России плохой клев. Полученных денег хватало на скромную жизнь в Москве с перспективой бытовых ссор и паникой от затянувшейся безработицы или на относительно обеспеченную жизнь на острове, где от всех проблем их отделял целый океан. Они выбрали второе.

– Не страшно было? – допытывалась Леся.

Она вообще непрерывно расспрашивала, как бы примеряя ситуацию на себя, прикидывая, смогла бы так или нет.

– Если не сейчас, то когда? Потом уже не дернешься, поздно будет. Последний шанс, можно сказать, использовали, пока ребенок маленький, – объяснил за двоих Гоша. Рита молчала и кивала в знак согласия.

Леся вспомнила, как много лет назад обрезала юбку слишком экстремально и с сомнением крутилась перед зеркалом, а мама ее успокаивала: «Ничего, доченька, когда такое носить, если не сейчас? Потом уже не наденешь».

– А вернетесь куда? Ни квартиры, ни работы…

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – спрятался за расхожую формулу Гоша.

Рита молчала, но чувствовалось, что за ее молчанием скрывается зарождающаяся тревога.

Другая порода соотечественников на острове была представлена новыми русскими. Эти накопили много барахла в России – недвижимость, машины, шубы и даже моторные лодки. Нет, не яхты. У кого яхты, тот на других островах обитал, а то и целиком их покупал. Этот остров был для богачей мелкого пошиба, которые на острове чувствовали себя Ротшильдами. Эффект масштаба делал их хвастливыми и болтливыми. Ярким представителем второй группы был Марк Ефимович, проктолог из Урюпинска.